Дрессированные сучки

— Дал то, в чем я действительно нуждалась. У него природный талант. Он входит в тебя, прикасается: "Вот здесь — плохо, но когда я делаю вот так — уже лучше, ведь правда?" И действительно лучше! Но его уже и след простыл, а ты так и валяешься с раздвинутыми ногами… "Выбирайся из дерьма сама, живи и помни, каково это, когда тебе хорошо!" Бойся его, Луиза, он достаточно хитер и способен заявиться к тебе, чтобы отнять вот это…

— Я знаю, знаю, ты мне уже говорила…

Ты что же, вообразила, что он станет ждать, пока ты меня предупредишь, и не заявится раньше? Думаешь, он оставляет тебе выбор? Знаешь, ты его недооцениваешь…

А она настаивала:

— Хочу, чтобы ты запомнила: увидишь его — беги, не давай сказать ни слова. Иначе тебе конец.

Она не шутила. Я сидела напротив и молча внимала ей, широко раскрыв глаза. Душа и мозг были наглухо закрыты для ее предупреждений, пусть даже справедливых на все сто. Я уже примкнула к своему лагерю — навсегда. Она меня не трогала и не беспокоила, я была глухо спокойна.

Она шумно выдохнула и поставила точку:

— Короче, он меня поимел, как хотел, сволочь проклятая…

И нервный смешок — из-за двусмысленности слов. И взгляд в мою сторону — как выстрел. Я совершенно невозмутимо спросила:

— Что на этих дискетах?

— Сливки сведений об Организации… С первого дня деятельности… Все, что девочки сообщали мне о клиентах, все операции… Ты этот сектор не знала, потому что всегда отказывалась в нем работать… Одним словом — материала на этих дискетах более чем достаточно, чтобы лет этак двадцать каждый день устраивать хорошенький скандал… Мы не очень-то понимали, какой бомбой владеем, пока Виктор не пустил нашу "хронику" в дело, выбросив ее на рынок. Пока он разливался соловьем, заманивая клиента, все было хорошо…

— Так мы и попали в эпицентр урагана?

— Именно так… Будь я в рабочей форме, сумела бы справиться с хаосом. Во всяком случае, не выпадала бы в осадок из-за того, что он отвалил с дискетой.

— Значит, он может ее продать?

— Нет, информация считывается только при наличии всех трех дискет одновременно.

— Трех?

— Да, последнюю я доверю Соне, на нее они тоже вряд ли подумают. И у Виктора с ней номер не пройдет, если попробует.

— Мы долго должны будем их хранить?

— Я отыщу Виктора, и он отдаст ту, которую украл… Мне необходим весь набор, чтобы вернуть полную безопасность, обосноваться на новом месте и до конца дней купаться в золоте.

— Поэтому легавые прикрыли мадам Ченг?

— Как только прошел слух, будто я не только собрала информацию, но и выпустила часть сведений на рынок, у меня появилось несколько новых врагов…

— А как ты собираешься отловить Виктора?

— Он скоро вернется, у него мало времени. Теперь это не только вопрос денег.

— Дело чести?

— Если он не предъявит дискету, его точно шлепнут — он успел взять жирный задаток. Сейчас покупатели лезут изо всех щелей, так что те, первые, боятся, что их обставят… План простой: я ловлю Виктора, вы храните дискеты. Как только все будет улажено, я с вами свяжусь. Ты получишь очень много денег.

— Думаешь, все быстро получится?

— Да что это с тобой, Луиза? Раньше ты задавала меньше вопросов!

— Раньше мне не приходилось так вляпываться — отсюда и любопытство.

— Не трепыхайся, потерпеть придется несколько дней. Главное — доверяй мне, как я тебе доверяю…

Только это и остается.

Королева-Мать послала за Соней, мы выпили виски. Она много и весело хохотала — смех не изменился, все то же жирное громогласное ржание, заставлявшее забыть и шмотки-обноски, и лицо старухи.

Она проводила нас до лестницы, прижала меня к себе на прощанье. Ее тело было теплым и крепким, объятие — искренним и трогательным.

Мне было уютно и надежно рядом с этой женщиной, и это было очень странное ощущение.

18.45

Соня плакала всю дорогу до станции метро "Горж-дю-Лу". Она напоминала мне каменную статую: лицо оставалось неподвижным, даже более жестким, чем обычно, слезы беззвучно текли по щекам. Она держала меня за руку, и мы шли по обочине, как две малолетки, сбежавшие от матери. В какой-то момент она вдруг опомнилась, сообразив, что я веду ее к метро.

— Ты рехнулась! У меня же клаустрофобия, поездом не поеду, не могу, сейчас поймаем тачку…

19.30

— Ты вроде в порядке… Не пострадала от смены режима… Только не говори, что не откладывала на черный день?!

Соня привела меня в свой номер в гостинице. Огромные окна, шелковые шуршащие, струящиеся до пола шторы, толстый, пушистый, пружинящий ковер и вид на парк Золотой Головы. Жирная буржуазная роскошь…

Присев на край кровати, Соня разувалась, цепляя носком одной туфли задник другой, совсем как мужик, вернувшийся домой со стройки после тяжелого рабочего дня. Одновременно она объясняла мне:

— Я-то сама ничего не откладываю, у меня репутация, нужно поддерживать имидж… Но я работаю, у меня есть верные старинные клиенты, знаешь, те, которые никогда тебя не бросают…

— Твои дружбаны?