Дрессировка Фрама

Мы можем извлечь пользу из случаев с Бана-Баком и Боксом, мы будем знать, что надо, насколько воз-можно, изолировать себя от охотников, обладающих слишком быстрыми пальцами, и от их собачек, подающих дурные примеры.

ГЛАВА VI

В ПОЛЕ, С РУЖЬЕМ

Когда можно начинать брать с собою ружье? Совершенно определенный ответ таков: когда собака будет настолько выдрессирована, что совершаемые ею ошибки будут исключительно результатом ее неопытности. Выстрел, от которого падает дичь в нескольких шагах от собаки, представляет большой соблазн для грешника, чем работа, описанная в предыдущем уроке. Ясно, что мы, переходя в дрессировке от более легкого к более трудному, не выведем на охоту младенца, еще плохо поставленного, который может броситься на подбитую дичь, присвоив себе честь и удовольствие завладеть ею и проявить невежливость к бегущим куропаткам или вскочившему зайцу.

Но не у всех вкусы одинаковы, и если некоторые охотники приходят в восторг, видя собаку безукоризненно поставленную их собственным старанием не потому только, что это дает им возможность все повыколотить, то другие спешат превратить своего ученика в помощника и, продолжая еще его обучение, уже думают о пополнении ягдташа. Таким из наших собратьев мы позволяем взять ружье, но предупреждаем, что они должны будут пользоваться им с большою осторожностью, если желают достичь наивысших результатов.

Двадцать шестой урок

Ружье не новость для Фрама: он его уже видел, слышал, ложится при выстреле из него и даже при вскидке. Кладем в ягдташ маленькую коробочку из луженого железа с несколькими кусочками мяса, не забываем железный колышек и колотушку, а также и чоккорду, привязывая ее к ошейнику при выходе на работу. Работу мы начинаем с предыдущего урока и подымаем добычу, битую из-под стойки нашего умницы компаньона.

Очень часто при первых выходах наш младенец ведет себя отлично и ложится при взлете куропаток: он слышит выстрел, но еще не соединяет в своем уме мысль о его звуке с мыслью о падении дичи. Соблазн ко греху появится, когда Фрам отдаст себе ясный отчет в том, что тотчас после выстрела из ружья перед ним падает добыча, к которой его влечет инстинкт плотоядного животного.

Какое несчастье, если собака сорвала со стойки! Какое бедствие, если мы не удержались от выстрела! Какая катастрофа, если мы убили или ранили дичь, но она осталась в зубах у собаки!

Способ наказания в двух первых случаях один и тот же: отводим собаку с неласковыми словами на место преступления, где и заставляем ее лежать четверть часа, затем, закинув ружье за спину, идем в кусты, где держатся куропатки, давать двадцать пятый урок.

Когда наш младенец, возвратясь к сознанию своего долга, замрет в картинной стойке, мы будем подвигаться к нему, ступая по лежащей на земле чоккорде (если бы с нами был мальчуган, то он бы держал ее), мы поднимаем дичь сами и при ее взлете бросаем взгляд на Фрама: если он не лег, мы не стреляем; если же лег, мы бьем птицу и, подняв ее, кладем в ягдташ так, чтобы собака это видела, а оттуда вынимаем сочный кусок конины — достойную награду исправившемуся грешнику.

Когда собака хватает дичь, рвет ее и даже съедает, она только отдается своим природным инстинктам. Заставить ее понять, что она не права, поступая так, столь же трудно, как и убедить ее, что хлеб намочен в ее супе не для того, чтобы она его ела, а огонь в кухне разведен не для того, чтобы она могла перед ним греться.