Древнее хобби

– Кто, например? Наш сосед Евлампий Спиридонович? Или ты себя имел в виду?

Ариша опустился на стул.

– Ты решила меня осиротить…

Эх, дедуля, знал бы ты, что действительно чуть не осиротел на днях. Если бы омоновцы задержались еще хоть на пару минут… даже меньше…

Дед провожал меня до крыльца.

– Полетт, умоляю, будь осторожна.

– Хорошо, дед, обещаю.

Я шла по улице Соколова и высматривала дом номер девятнадцать. Здесь жил Федорцов Степан, убитый три месяца назад в драке. Мне попадались старые трех– и четырехэтажные дома с облупившейся штукатуркой и гнилыми дверями на подъездах. Вот и нужный мне дом. Я завернула во двор и подошла к стайке ребят, что сидели отдельно возле железных гаражей. Это были подростки. Они курили и, увидев меня, что-то попрятали за спины.

– Привет, пацаны!

Я старалась говорить развязно, всем своим видом давая понять, что я – «свой парень».

– Здорово!

Ответил только один, как видно, самый смелый. Остальные потихоньку стали доставать из-за спин банки с пивом и, все еще с опаской посматривая на меня, сделали по глотку.

– Скажите, а Федорцов Степан в этом доме жил?

– Ну, в этом. А тебе-то что?

– Да мне-то ничего…

Я присела на корточки возле них. Они сидели на каком-то подобии скамейки, очевидно, ими самими и сооруженной.

– Я училась вместе с ним в «мучилище».

Я сказала это грустно, чтобы пацаны поняли: я тоже потеряла друга.

– Ну, училась, и что дальше? – спросил один, как видно, самый недружелюбный.

– Я к матери его хотела сходить… Мне с ней поговорить надо. Хорошая у него мать?

– Теть Люба? Да так… Мать как мать.

Один все-таки оказался разговорчивее других. Это хорошо.

– А батя-то у него был? – спросила я, уже обращаясь к этому «разговорчивому».

– Не-а… Помер.

Остальные побросали пустые банки за гараж в мусорную кучу. Видя такое, я достала из кармана две сотенные купюры и протянула их ребятам.

– Пацаны, сгоняйте еще за пивком, помянем моего и вашего друга…

Через десять минут мы все сидели и пили пиво. Мне освободили место на лавочке, я с удовольствием туда пересела.

– А сестры-братья у Степки были? – спрашивала я.

– Сестра осталась старшая. Да она замужем уже, отдельно живет.

– А батя-то с чего помер?

– Пил крепко. Под этим делом и тетю Любу со Степкой гонял…

Я еще некоторое время сидела с пацанами, пока не выведала все, что могла про погибшего парня и его семью. Вот теперь можно и к скинам заявиться.

Я подходила к спорткомплексу на улице Олимпийской. Он состоял из нескольких зданий. В первом была секция хоккея, во втором – художественная гимнастика… Вот и последнее, самое маленькое здание. Даже не здание – одноэтажный домик. Что здесь было раньше – неизвестно, но теперь возле двери висела табличка «Военно-спортивный клуб». Рядом с домиком была небольшая спортивная площадка с турником, брусьями и еще какими-то снарядами. Ну-ну, посмотрим…

Я зашла в дверь и сразу оказалась в большой комнате с неотштукатуренными стенами. Прямо на кирпичной кладке висели плакаты, призывающие каждого быть патриотом своей Родины, какие-то знаки, напоминающие свастику, и красное знамя. В углу был стол, за которым сидели трое пацанов, положив ноги на стол. Несмотря на жару, обуты они были в берцы. Все о чем-то дружно говорили, даже смеялись, но при моем приближении умолкли, как по команде.

– Привет, пацаны!

Все трое смотрели на меня серьезно-настороженно.

– Ты кто такая? – спросил наконец один совсем недружелюбно.

– Я? Маша.

– Ну, и чего тебе здесь надо, Маша?

– Я пришла… это… А к вам записаться можно?

Все трое переглянулись.

– Тебе-то зачем, воробышек?

Остальные двое заржали.

– Я тоже хочу против этих… черных. От них уже прохода нет. Я хочу, чтоб все они к себе на родину убрались и нашу землю освободили!

Пацаны смотрели на меня, но ничего не говорили. Тогда я продолжила свой патриотический монолог:

– Ведь как получается: они к нам приехали, нам на базаре свои апельсины-баклажаны втридорога продают, наживаются на нас, а потом еще на наши же деньги здесь себе квартиры покупают. Так?

Один из сидевших убрал ноги со стола и сказал:

– Ну, ну… И что дальше?

– А дальше они, гады, плодиться здесь начинают! Детей рожают, и не по одному, как мы, а по трое-четверо! Вон в нашем доме… Десять лет назад только одна семья чурков жила. И детей у них было двое. А сейчас в нашем доме шесть таких семей! И у всех – по трое-четверо детей! Выйди вечером во двор – одни черномазые в песочнице ковыряются! Разве это порядок? А их папаши на рынке с наших такие цены ломят! А жены их не работают, только и делают, что детей рожают да обстирывают их и жрать готовят…

Я разошлась и говорила уже взахлеб.

– Да ты присядь, Маша, – сказал вдруг первый.

Тут остальные тоже убрали ноги со стола, я села за этот стол – большой, из досок – и уставилась на пацанов. Они – на меня. Наверное, мы так и таращились бы друг на друга неизвестно сколько, если бы один не спросил настороженно:

– А ты про нас откуда знаешь?

– Так мне Степка сказал! Ну, Степан, то есть…

– Какой Степан?

– Федорцов. Которого убили три месяца назад.

– А его ты откуда знаешь?