В сочинениях Пересветова заключается первое по времени решительное возражение против ограничения царской власти боярским советом; поэтому очень интересно и важно выяснить, под какими влияниями сложились его взгляды. Исследователи считают, что многое в сочинениях Пересветова не может быть объяснено ни предшествующими ему литературными идеями, ни современными ему общественными настроениями, и что поэтому источников его нужно искать на Западе. Указывают, например, что противопоставление веры и правды, которое составляет основу всего мировоззрения Пересветова, было будто бы совсем не в духе господствовавших в его время начал; что идеализация турок встречается на западе Европы с начала XVI в.; что представление Пересветова о царе-философе имеет корни в польской литературе XVI в., где в ту пору возродились платоновские идеи. Предлагают и вообще источников политической теории Пересветова искать в ходячих мнениях на Западе[817]
. Отрицать возможность влияния на Пересветова со стороны западной образованности, разумеется, нельзя. Пересветов много путешествовал, много видел на своем веку; он был в Польше, в Чехии, в Венгрии, в Молдавии, может быть, даже в Константинополе. Везде он интересовался «мудрыми книжками», и некоторые из них он привез с собой на родину. Он сам говорит о писаниях каких-то «философов и докторов латынских» в Литве[818]. Но не следует слишком преувеличивать значение этих влияний: русская письменность все-таки многое могла дать Пересветову. Так, противопоставление веры и правды встречается еще в хождении Даниила[819], а в более близкое к Пересветову время – в сочинениях Максима Грека, который так же, как Пересветов, добро ставил выше веры[820]. У Максима Грека же можно найти и сочувственное отношение к турецкому государственному строю[821]. Мысль, что Русь только хранит чистоту православия, но что дела вере не соответствуют, чрезвычайно ярко выражена у Филофея, которые не менее решительно, чем Пересветов, призывал к исправлению различных неустройств в общественной жизни[822]. Обличение неправого суда встречается уже в самых первых памятниках русской письменности[823]. Нарекания на вельмож находим в целом ряде произведений, начиная с летописи и «Моления» Даниила Заточника, и даже такая мелкая черта в характеристике вельмож у Пересветова, как указание на то, что они отговаривают царя «на иноплеменники ходите воевати», встречается уже до него, именно в «Послании на Угру» арх. Ростовского Вассиана Рыло[824]. Но литературные влияния были не единственными, которые определили собой содержание сочинений Пересветова. В его политическом учении нетрудно угадать и психологические, и исторические основы. Послужив трем иноземным государям, Пересветов вернулся, наконец, в Москву, чтобы начать службу русскому царю. Он привез с собой «речи государьские» и образцы иностранного вооружения, и всем этим хотел быть полезен царю и отечеству. Но, как он объясняет в своей челобитной, он встретил препятствие со стороны сильных людей. Служба его «задлялася», поместье ему «от обид сильных людей» нарядили пусто, да и в том не дали пожить ни часу «недрузи», и он пишет с огорчением: «Яз тебя, государя, благоверного царя,Пересветов, таким образом, испытал на себе самом темные стороны боярского влияния и, конечно, не мог после этого относиться доброжелательно к боярству. Это заставило его задуматься о боярских притязаниях на власть, которые как раз в его время были особенно сильны. Рассеянные в его сочинениях указания и намеки на факты русской истории и на политику Ивана Грозного– безразлично, будем ли мы видеть в них советы или оправдания – показывают, что Пересветов много размышлял о современной ему русской действительности. Эти размышления, поставленные в связь с теми представлениями о царской власти, которые развились в русской письменности к началу XVI в., а отчасти с известными Пересветову в тенденциозном освещении фактами византийской истории, и привели его к определенным политическим воззрениям. Поэтому его теория царской власти с достаточным основанием может быть признана оригинальной и в то же время имеющей немало корней в русской литературе.