Читаем Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е полностью

Евпраксия, эта негодная рабыня, опять принесла с рынка несвежую рыбу. Жена будет ворчать, что ходить на рынок — мужское дело. С этой мыслью Стратон собирался снова растянуться на своем деревянном ложе, но тут у двери, ведущей на улицу, громко застучал молоток. Так оповещают о себе посторонние, прежде чем войти в дом. Затем кто-то прошел по двору и резко открыл дверь. Стратон зажмурился от яркого света, хлынувшего в комнату, едва освещенную небольшим бронзовым светильником. Знакомый голос сказал: «Клянусь собакой, этот лентяй еще спит!» Стратон приоткрыл глаза. У постели стоял его младший брат Эратосфен. Он выглядел щеголем. Верхний плащ — гиматион, к концам которого были прикреплены кисточки со свинцовыми шариками, спадал изящными складками, оставляя открытой правую руку. Тонкий белый шерстяной плащ был украшен каймой. (Такие плащи привозили из Милета, и они стоили очень дорого.) Борода Эратосфена аккуратно подстрижена, длинные волосы тщательно уложены. Видимо, Эратосфен с утра побывал у парикмахера. Стратон почувствовал аромат благовонных мазей. Тотчас же явилась мысль: «Откуда у бездельника деньги? Свою часть наследства он давно промотал». Стратон сказал самому себе: «Если будет просить денег — не дам». На приветствие брата он едва наклонил голову. Но Эратосфен не обратил внимания на нелюбезный прием. Удобно устроившись в легком кресле с небольшой спинкой и расправив плащ, он неторопливо заговорил:

«Эти скифы там, на Боспоре, падки на оливковое масло и виноградное вино». Стратон не понял. Какое вино? Какие скифы? Как всегда в разговорах с братом, у него появилось ощущение, что тот его дурачит.

Стратон нетерпеливо перебил брата:

— К чему ты говоришь мне все это?

Но Эратосфена не так легко было сбить:

— Теперь весна. Многие собираются плыть на Боспор. Чего только не везут с собой: красивую глиняную посуду, оливковое масло (оно ведь дешево в Афинах), виноградное вино.

Стратон обозлился. Теперь уже у него не было сомнений, что брат просто смеется над ним.

— К чему ты говоришь о вещах, которые всем известны?

— Да, но и вино, и масло, и даже амфоры на Боспоре стоят больших денег, — голос Эратосфена звучал по-прежнему спокойно. — А оттуда можно привезти зерно. Как тебе это покажется? Мало ли народу разбогатело, торгуя зерном!

— Меня это не интересует, — начал Стратон, но Эратосфен перебил его:

— Я не стал бы тебя беспокоить, но ростовщики не дают мне ни драхмы, если я не представлю человека, который поручится за меня. Ты — мой брат. К тому же, если все сойдет хорошо…

— И ты ему веришь? Тебя, как куропатку, заманивают в силок, а ты ждешь, когда он затянется? Я не допущу, чтобы тебя обманывали. О боги, долго ли мне еще нянчиться с этим глупцом?

От резкого крика Клеи Стратон и Эратосфен вздрогнули. Когда она успела войти? Не вмешайся жена, Стратон ответил бы Эратосфену отказом. Но теперь он не мог позволить, чтобы брат рассказывал повсюду, что в доме у Стратона всем верховодит женщина. Небрежно накинув гиматион, он коротко сказал: «Пойдем, Эратосфен» — и вышел из дома.

Пройдя шумную, залитую солнцем агору, они вошли в полутемную и прохладную лавочку ростовщика. Навстречу им почтительно, поднялся ростовщик Хрисипп — полный, скромно одетый человек в темном плаще.

— Приветствую тебя, Стратон, здравствуй и ты, Эратосфен! Что привело вас ко мне?

Разговор шел неторопливо. Метек выспросил все: для чего деньги, куда плыть? Стратон будет поручителем? Лучшей гарантии и не нужно. Кстати, что за имущество у Стратона? Во сколько он оценивает свой загородный участок? Сколько у Стратона рабов? Трое? Это хорошо. Он с удовольствием ссудит деньги. Но нужны свидетели. Без них не совершается ни одно дело. Он доверяет и Стратону, и его брату. Но время сейчас такое ненадежное…

Эратосфен сказал: «Пусть будет два свидетеля. С одним я сговорился. Это Гиблесий, владелец корабля, на котором я хочу плыть на Боспор».

Ростовщик ответил после некоторого раздумья: «С моей стороны свидетелем будет Конон. Он афинский гражданин и честный человек».

Хрисипп хлопнул в ладоши и крикнул в глубину дома: «Сириец, сбегай позови Конона!» Смуглый, обритый наголо раб с безволосым лицом, одетый в хитон — рубаху без рукавов из грубой шерстяной ткани, скрылся за дверью.

Пришли свидетели. На двух кусках папируса дважды написали текст договора. «Хрисипп дал взаймы Эратосфену три тысячи драхм серебра [38]для поездки из Афин на Боспор при условии, что тот отдаст по возвращении в Афины, кроме трех тысяч, еще 750 драхм». Процент был назначен очень высокий. Спор из-за него шел долго. Даже Эратосфен разгорячился и вышел из себя. Но хозяин не уступал. Плавание опасно. Кораблекрушения, пираты. А доходы? Эратосфен вернется богатым человеком и сможет расплатиться. Но если Эратосфен и Стратон считают, что процент велик, пусть идут к другому ростовщику. Иные берут и больше. На то и морская ссуда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное