Читаем Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е полностью

Уже несколько часов подряд скакали всадники по пустынной бескрайней степи, озаренной жаркими лучами летнего солнца. Садал был в задних рядах кавалькады. Перед глазами Садала маячила широкая спина его дальнего родственника Папака. Именно Папаку был обязан Садал тем, что скакал сейчас на подаренном ему отцом коне в свите скифского царя Скила. Мать его была против того, чтобы он поступил в услужение к Скилу. «Убьют Скила или умрет он своей смертью, — говорила мать, — и придется тебе, Садал, сопровождать его в загробный мир; прирежут тебя на его тризне как барана вместе с другими его слугами и конями». «Глупо ты говоришь, женщина, — ответил ей Папак. — Скил еще молод. Своей смертью скоро он не умрет. А на войне он осторожен, и нет равного ему в военном искусстве. Если твой сын будет постоянно рядом с ним, он многому научится. Когда же он станет настоящим воином, Скил может поставить его во главе одного из отрядов своего войска. Садал станет вождем, а не простым слугой, а вождей на тризнах в жертву не приносят».

Отец Садала в разговоре не участвовал. Он смотрел своим единственным глазом на говоривших, слушал и молчал. Глаза отец Садала лишился года два назад. В то время к скифам по широкой реке, которую они называют Борисфеном (нынешний Днепр), приплыли греки на своем корабле, груженном всякими товарами. Они пристали к левому, степному берегу, корабль вытащили на отмель, разбили шатры.

Большое скифское кочевье было неподалеку от того места, где высадились греки. Многие из кочевья, захватив товары, устремились к греческому лагерю. Началась оживленная меновая торговля. Шкуры быков и баранов, зерно выменивались на украшения, посуду, оружие греческой работы, а также на остродонные амфоры с вином и оливковым маслом. Некоторые скифы привели пленников со скрученными за спиной руками. Греки за них хорошо платили. Отец Садала и Папак тоже привезли для продажи шкуры быков и баранов. Объясняться с греческими купцами приходилось жестами, так как ни отец Садала, ни Папак греческого языка не знали, греки же не говорили по-скифски. Папак дотронулся рукой до большой амфоры с вином и до кинжала, а потом показал купцу-греку четыре пальца и еще один палец. Это значило, что за свои шкуры он хочет получить четыре амфоры вина и кинжал. В ответ грек показал три пальца и потом один палец. Папак кивнул головой. Тут же вьюки с кожами были сняты с коней и два дюжих раба греческого купца отнесли их в сторону. Папак получил три амфоры с вином и кинжал. У отца Садала были точно такие же вьюки со шкурами. Он повторил жесты Папака, и те же два раба отнесли и его тюки к тому месту, где греки складывали выменянные товары. Но вынесли ему только три амфоры с вином, а кинжала не дали. Почему? Ведь он отдал греческому купцу столько же шкур, сколько и Папак. Отец Садала пытался объяснить это купцу, но тот только качал головой и нагло улыбался. Отец Садала возмутился. Он схватил грека за плечи и стал его трясти. В этот момент отец Садала услышал топот конских копыт. К ним подскакал Скил. Купец стал быстро что-то говорить Скилу на своем языке, и Скил ему отвечал. Мать Скила была гречанка из причерноморского города Истрии, и по-гречески он говорил так же хорошо, как и на родном языке.

Гнев исказил красивое лицо Скила. Свистнула конская плеть. Отец Садала почувствовал жгучую боль. Удар пришелся по лицу и левому глазу. Глаз заплыл. Потом опухоль спала, но глаз перестал видеть. Садал чувствовал себя глубоко и несправедливо оскорбленным. Ведь он был прав, а Скил, не разобравшись, его изувечил. Другие тоже говорили, что Скил всегда и во всем принимает сторону греков, что он им предан и забывает своих соплеменников. Говорили об этом, однако, только шепотом. Скила боялись. Не только сам Скил, но и его отец и дед были вождями их племени. Когда Папак предложил Садалу поступить в услужение к Скилу, отец Садала промолчал. Он не простил Скилу обиды, но он любил сына и не хотел портить ему будущее.

Папак пользовался расположением Скила, и по его просьбе Скил включил Садала в свою свиту. И вот теперь Садал находился в свите царя. Сам Скил скакал впереди всех. На нем, как и на остальных, был короткий кафтан, шаровары, заправленные в низкие голенища мягких сапог. Но в отличие от других Скил был подпоясан ремнем с золотыми бляшками, короткий меч его имел золотую рукоять и золотые ножны, на груди мерно в такт движению коня покачивалась золотая гривна. Все эти вещи сделали искусные греческие мастера.

Царь и его свита направлялись на юг к тому месту, где Борисфен сливался с Гипанисом (нынешним Бугом). Там стоял богатый торговый греческий город Ольвия. Каждый год посещал Ольвию Скил, жил в городе по месяцу и дольше, но никто не знал, что он там делал, так как Скил не брал в город своих спутников. Они оставались за пределами города и терпеливо ждали его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное