Читаем Древняя Греция. Книга для чтения. Под редакцией С. Л. Утченко. Издание 4-е полностью

Взвесив и оценив все, Фемистокл решил пойти на хитрость. Он приказал своему рабу, персу Сикинну плыть в лодке к персидскому флоту и передать его командирам или самому царю, что Фемистокл втайне желает Ксерксу победы и советует немедленно напасть на греков. Ксерксу будет легко разбить их, причем вполне возможно, что часть греков во время сражения перейдет на его сторону. Хитрость удалась. Поверив известию, Ксеркс приказал своим кораблям ночью окружить греческий флот, чтобы ни один их корабль не мог спастись.

Ничего не подозревавшие военачальники греческого флота в то время спорили между собой на обычную тему. Вдруг Фемистоклу доложили, что с ним спешно желает поговорить какой-то человек. Выйдя из собрания, он увидел своего недруга Аристида. Аристид рассказал ему, что, увидев, как персидский флот окружает Саламин, он поспешил переплыть сюда из близлежащей Эгины, чтобы не дать грекам застать себя врасплох.

— Теперь твой спор со спартанцами и коринфянами не имеет смысла, — сказал он, — даже если бы они хотели, они уже не могут увести отсюда свои корабли. А нам с тобой, Фемистокл, — продолжал он, — пора прекратить нашу ссору и соперничать только в служении благу Греции, потому что я признаю, что твой совет дать сражение на море был самый умный и спасительный. Теперь я готов помогать тебе во всем.

Фемистокл обрадовался и принесенному Аристидом известию, и ему самому. Он попросил Аристида войти в собрание и сообщить там свою новость. С удивлением и даже недоверием слушали собравшиеся рассказ Аристида о том, с каким трудом ему удалось на своей лодке проскользнуть, переправляясь из Эгины, между персидских кораблей, окружавших Саламин. Но вот прибыла триера жителей с острова Теноса, перебежавших от Ксеркса к грекам, и все сомнения рассеялись. Перебежчики подтвердили известие Аристида. Теперь выхода не было, оставалось готовиться к сражению.

С первыми лучами солнца Ксеркс приказал поставить свой золотой трон на берегу на возвышение, с которого он может наблюдать за битвой. Вокруг Ксеркса разместились писцы; они должны были записывать все подробности сражения.

И вот начался бой. «Вперед, сыны Эллады, — призывали афиняне, — за могилы прадедов, за алтари родных богов!» Сильный ветер, гнавший волны в пролив, не вредил небольшим греческим кораблям, но высокопалубные персидские суда сильно накренялись. Греческие суда, воспользовавшись этим, таранили их. Персы не могли маневрировать в узком проливе, не могли ввести в бой все свои суда, которые беспорядочно толпились, не соблюдая единого строя. Тяжелые, неповоротливые персидские суда садились на мели, разбивались о подводные камни. Большинство персов, не умевших плавать, тонуло в море. Успевших доплыть до берега уничтожал Аристид, стоявший там с отрядом пехоты. Смятение в стане персов повлияло на ионийцев: многие из них вняли призывам Фемистокла и сражались только для вида. Наконец, персы обратились в бегство. По пути их ждали в засаде жители Эгины, нападавшие на проплывавшие мимо корабли. Потери персов были огромны, лучшие воины и командиры пали в бою; флот был разгромлен. По словам прославлявшего в стихах греческих героев поэта Симонида, эллины одержали самую блистательную из всех побед, когда-либо бывших до того в мире.

Героем саламинской битвы был Фемистокл. Когда через некоторое время было решено увенчать главного героя Эллады, то большинством голосов было названо имя Фемистокла, а когда он посетил Спарту, его при отъезде провожал до границы почетный конвой из 300 спартанцев — честь, которую в Спарте еще никогда и никому не оказывали.

Однако, как ни великолепна была саламинская победа, с персами далеко еще не было покончено.

Ксеркс вернулся в Персию, но в Греции остался родственник царя Мардоний с многотысячной армией. Приходилось вновь готовиться к войне на суше.

Начальником афинской пехоты был избран Аристид. Командовал всей союзной армией спартанец Павсаний.

Греки встретились с армией Мардония возле беотийского города Платеи. Пять дней стояли при Платеях греческие и персидские войска, не вступая в бой. Каждая из сторон опасалась напасть первой.

Греки умышленно медлили: к ним все время прибывали подкрепления, а у Мардония же силы таяли, начали истощаться запасы продовольствия. Наконец, Мардоний решил наступать.

Поздней ночью к греческому лагерю подъехал какой-то человек и вызвал Аристида. «Я царь Македонии, — сказал он ему, — и хоть связан с персами, но в душе я эллин и мне невыносима мысль о порабощении Эллады. Знай, что назавтра Мардоний назначил бой, пусть же он не застанет вас неподготовленными». Сказав это, македонский царь ускакал обратно в персидский лагерь.

Битву начала персидская конница, осыпавшая греков тучей стрел. Мардоний смотрел, как наступает его конница, и был доволен. «Не говорил ли я, — обратился он к окружающим, — что на суше греки не устоят против нас, лучших бойцов в мире». Но радость его была преждевременна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное