Древняя Греция. Рассказы о повседневной жизни

В разных местах видела Аполлония бесчисленные бронзовые статуи Лизиппа; Лизипп был как бы придворный художник Александра и изображал великого царя во всех видах, в битве и на охоте, на троне и на колеснице. Об одной из его статуй сложены были стихи; поэт Архелай воспел в звучных строках статую Александра; стихи эти в свое время повторялись с восторгом всюду: «Огненный взор Александра и весь его лик величавый. Дивный искусством Лизипп в мощной сей меди явил. Мнится, он, очи на небо вперив, Громовержцу вещает: “Мне подвластна земля; ты, Зевс, Олимпом владей”». Но всего больше пленили Аполлонию две Афродиты, одна – Праксителя, другая – Апеллеса. Статуя Праксителя украшала собою храм богини в малоазийском городе Книде. Это была чудная статуя, вся из белого мрамора, с рукою, опущенною вниз, как бы для того, чтобы прикрыть наготу. Апеллес изобразил Афродиту, выходящую из волн морских, и восковые краски так же дышали под кистью Апеллеса, как мрамор под резцом Праксителя. Обе Афродиты отличались общей чертой: это не были величественные, далекие от мира, богини Фидия и других ваятелей прежнего времени; нет, это были прекраснейшие образцы человеческой красоты, грации и изящества; говорили даже, что оба художника изобразили, под видом богини, известную афинскую красавицу Фрину.

Афродита Книдская. Скульптор Пракситель. IV в. до н.э.

– И у нас в доме есть недурные статуи, – сказала, выслушав рассказ подруги, Антиноя. – Про них говорят знающие люди, что они работы кого-либо из учеников Скопаса или Праксителя.

И подруги пошли смотреть статуи. Статуи эти стояли на высоких подставках в главных залах дома, одна – на мужской половине, другая – на женской. Это были фигуры Асклепия, бога здоровья, со снисходительным, мягким, полным благожелательности и доброты взглядом, и его божественной дочери Гигиеи, призывавшейся также греками для охраны от всяких недугов и болезней. Особенно хороша была статуя Гигиеи; своим тонким изяществом, своей грацией она сильно напомнила Аполлонии Афродиту, виденную ею в Книде. Может быть, художник сознательно подражал знаменитому созданию Праксителя.

– Вот и у нас, в заморских странах, процвело великое эллинское искусство, – не без гордости заметила Антиноя.

– А мне больше нравится Асклепий, – говорила подруге Аполлония, любуясь прекрасною головой благодетельного бога. – Ты знаешь, я ведь была в его знаменитом святилище, на острове Кос, это ведь между Книдом и Галикарнасом. В этом храме я видела и Апеллесову Афродиту.

– Но послушай, милая, какие там статуи и картины. Статуи, говорят, работы сыновей Праксителя, а картины – самого Апеллеса. Я принесла богу в жертву, по обычаю, петуха, а сама все смотрела и смотрела. Можно было бы подумать, что сама Афина создавала все эти чудеса.

И Аполлония с восторгом повествовала о чудесах, виденных ею на Косе.

– Если бы ты видела там одну девочку, – она смотрит вверх на яблоко, – и как ей хочется получить это яблоко! Так и кажется, что она вот-вот умрет, если ей не дадут его. Или мальчик с гусем – ах, как он душит гуся! Если бы я не знала, что это мрамор, я бы присягнула, что мальчишка сейчас заговорит. Нет сомнения, будет время, когда и в камень люди сумеют вдохнуть живую жизнь.

– А картины! Представь себе, милая, мальчика, который так хорошо нарисован, – ну совсем как живой! Если его ущипнуть, право, след останется! В руках у него сковорода, и на ней куски мяса… совсем, совсем горячие, с пылу с жару. Так и кажется, что они запрыгают на сковороде. А серебряный ухват! Вот вытаращили бы глаза наши мастера; они подумали бы, что он и впрямь серебряный. А бык с проводником и с женщиной, идущей за ним сзади! Если бы мне как женщине не было неловко, я бы завизжала от страха, как бы он меня не забодал, – так он косился на меня одним глазом.

– Да, милая, счастливые руки у этого Апеллеса. Про него нельзя сказать, что он одно умеет делать, а для другого у него не хватит сил. Нет, ему все всегда удается. Возьмется он изобразить быка – и бык у него, как живой; примется за фигуру бога – и его он найдет, как изобразить. Увидишь его картины – и стоишь перед ними, разинув рот; и кто этого не понимает, того стоит повесить вниз головой в мастерской скорняка.

Так беседовали Антиноя со своей подругой. Быстро летело время в этой беседе, и подруги совсем не заметили, как пришло время идти в театр. В театре Диониса давали в тот день старинную пьесу, «Антигону». И Антиноя была довольна, что могла показать подруге у себя, в Ольвии, на Черном море, знаменитую трагедию Софокла.

IV

Отец Аполлонии был родом из Херсонеса. Он был крупный торговец и фабрикант глиняных изделий, вел дела и с Афинами, и с Александрией, и с Пантикапеей, а в Херсонесе у него была своя фабрика художественных ваз и статуэток из терракоты. Проведя несколько дней в Ольвии, где его дочь была рада увидеться с подругой своей Антиноей, Никанор вернулся затем в родной город. Вместе с ним вернулась и Аполлония.