Древние чары и Синдбад

Амаль усмехнулась, и Маймуна со страхом поняла, что ее девочке уготована более чем необычная судьба, что столь сильной ведьмы, сочетающей мудрость колдовскую и человеческую, мир еще не рождал.

– Нет-нет, к счастью. Ибо еще, должно быть, не родился тот человек, который будет достоин моей любви.

«О Сулейман ибн Дауд, мир с ними обоими! Я же хотела вырастить обыкновенную девочку… Похожую на всех остальных девочек…»

– Малышка моя!

– Все в порядке, мамочка, клянусь! И теперь я смогу выучиться по этой книге и стать такой же прекрасной и умелой колдуньей, как ты, моя прекрасная и добрая!

Маймуна поцеловала дочь и вышла из комнаты, как простые люди, через дверь. Ей нужно было о столь многом подумать…

Свиток первый

Увы, мир устроен не так, как этого хочется простому смертному. И даже не так, как это кажется существам, рожденным магией самого Сулеймана ибн Дауда, мир с ними обоими… Ибо не зря говорят, что не следует делиться планами с Аллахом всесильным – он лишь рассмеется тебе в лицо… Одним словом, мир устроен несправедливо. Более чем несправедливо для любого под этим небом, каким бы умелым колдуном он ни был.

Маймуна, дочь Димирьята, царя джиннов, любила Дахнаша, ифрита. Сколько веков длилась их любовь, сказать затруднительно. Однако, поняв, что жить друг без друга они не могут, дети колдовского народа в человеческом облике осели в древнем городе у слияния великих рек. Дочь их, Амаль, была такой же, как другие девочки: играла с котятами, училась печь пирожки, помогала матери по дому… И Маймуна стала привыкать к мысли, что жизнь ее устроилась, а судьба дочери известна от первого дня до последнего.

Могущественная джинния учила свою малышку колдовским премудростям, но неустанно повторяла, что делает это лишь потому, что «в роду твоего уважаемого деда были колдуны».

Девушка выросла и стала, подобно всем дочерям рода человеческого, заглядываться на своих сверстников-юношей. И тут Маймуна поняла, что совершила ошибку, ибо Амаль была уверена, что она обычный человек. И потому как же ей, дочери ифрита, теперь втолковать, что не следует соединять свою судьбу с судьбой простого смертного, пусть и трижды прекрасного юноши?

О нет, не совсем так – судьбу-то соединять можно. Можно жить семьей, рождать детей, радоваться жизни, непозволительно долгой для сына человеческого. Но лишь до того мига, пока сей сын не захочет освятить брак в мечети или костеле… Ибо никто из детей огненного народа не может представить судьбы той несчастной, которая станет венчанной женой…

Однако сейчас, казалось, до всех этих забот еще более чем далеко. Амаль просто выросла в высокую красавицу и проводила почти каждый день с дочерью соседей, красавицей Мариам.

Вот и сейчас девушки устроились под корявым карагачом, что не столько украшал, сколько уродовал двор соседей.

– Как у вас уютно, подружка, как спокойно…

– Амаль, но ведь ваш двор похож на наш. И у вас уютно, тепло, тихо… Совсем как у нас.

– Ты знаешь, не так… И деревья одинаковые, и ручеек так же бежит. И стены толстые… А все равно – у нас все иначе. Даже я, о, ты знаешь, как я люблю тепло, даже я с трудом дышу – воздух словно из печи.

– Быть может, тебе это только кажется?

– Не знаю… Наверное, кажется. Вот только папа все время маму то ведьмой, то духом огня дразнит. А она не обижается. Даже смеется.

– Завидую я тебе, Амаль. И у нас так было, пока Аллах всесильный не призвал к себе мою маму. И остались мы с папой теперь вдвоем.

– Да, тетю Бесиме жалко. Она такая добрая была, заботливая. А какие пирожки пекла…

Мариам улыбнулась. Амаль всегда была сластеной, да и поесть очень любила, даже когда они совсем маленькими были. Бывало, мама специально звала в гости тетю Маймуну с дочкой – чтобы и ее, Мариам, накормить, приговаривая:

– Смотри, доченька, как хорошо кушает Амаль. И ты тоже так… Вот Амали пирожок, а вот Мариам. Вот Амали молочка, а вот тебе, малышка.

И тетя Маймуна всегда улыбалась и гладила ее теплой рукой.

Воспоминания на миг вернули обеих подружек в то доброе и славное время. Когда-то давно, когда Бесиме и Нур-ад-Дин только появились в этом квартале ремесленников, матушка Амали приняла живейшее участие в обустройстве дома. И потом множество раз появлялась на пороге то с кувшином молока – почему-то всегда теплого, то с горячими, словно только что из печи, лепешками. Бесиме была рада такой помощи и сама частенько баловала соседей разными яствами, творить которые была великой мастерицей.

Ничего удивительного, что девочки росли, словно сестры. Быть может, они были даже ближе, чем настоящие сестры, потому что на ночь матери их все-таки разводили по домам, и потому до утра все ссоры забывались, и утро начиналось с новых проказ.