Древний Человек в Городе

Вот что говорится о нем в одной старой легенде народа ханты. Ее рассказал своим внукам шаман Тирке.

Однажды, очень давно, когда здесь еще ничего не было — ни реки, ни воды в реке, ни рыбы, ни неба, ни земли — и четверть богов пребывали в глубоком сне, Энге, шаман этой стороны, захотел поесть рыбы. Но так как не мо-

жет быть рыбы без реки, реки без земли, дающей ей ложе, и без моря, принимающего ее в свое лоно, как не может быть и удочки без ветви дерева, и рыбной ловли без солнца, чтобы видеть реку, удочку и рыбу, то Энге побежал за оленем, убил его копьем. Из крови оленя он сделал воду для реки и моря, из мяса землю, из кожи небосвод, из костей деревья и кустарники, из жира болота, из глаз солнце и луну, из сухожилий, волос и мускулов — рыб, птиц и животных. И, делая все это, он напевал, шептал, пришептывал. Потом выстругал удочку, привязал к ее концу леску, а к леске крючок, пошел к реке, наловил рыбы, разжег костер и подвесил котелок на треножник. Но, когда рыба была готова, он посмотрел вокруг, все напевая и пришептывая, и стало ему грустно: что за радость одному есть у костра рыбу?

“Постой, дедушка,— прервал рассказ шамана один из его внуков,— как ты можешь обо всем этом знать? Ведь тогда никого не было, кто мог бы это видеть и слышать или кому сам Энге мог бы об этом рассказать. Да и людей еще не создали в то время великие шаманы...” “Когда я был так же молод и непонятлив, как ты,— отвечал Тирке,— и мой дед рассказал мне эту историю, я тоже ему не поверил и даже стал сомневаться: а так ли дед мудр, как о нем говорят по всем наслегам между болотами и рекой? И такая на меня нашла тоска, что ни о чем и помыслить не мог. Однако, чтоб развеяться немного, пошел я вдоль берега вниз по реке. Вдруг вижу, большая срубленная изба стоит, которой здесь сроду не было,— я здесь родился и каждый камешек и сучок знаю. Перед избой на лавке очень высокий человек сидит не молодой, однако и не старый. Трубку курит и сеть зашивает. “А-а,— говорит,— пришел все-таки. Деду, стало быть, не поверил? Так я тебе скажу, слушай: когда Энге все эти вещи сам сделал, и землю, и реки, и море, и небосвод, а потом — когда скучно ему стало одному у костра сидеть — и человека первого на Земле сделал, я это все своими глазами видел, своими ушами слышал. Потому что в то именно время сам рыбу маленькой сетью ловил прямо шагах в ста от того места, где Энге начал весь мир делать”.

Тут уж я стоять на ногах не мог от изумления. “Как же,— говорю, — мог ты рыбу сетью ловить, когда ни рыбы, ни реки, ни первого человека тогда еще не было?” Незнакомый человек улыбнулся и стал трубку выбивать. “Это,— говорит, — совсем другая история, с которой совсем другой разговор будет”.

Вебстер был очень доволен. “Как прекрасно! — говорил он, расставляя бутылки с портвейном, сыр и фрукты.— Никакая культура не отнимет у нас удовольствия все еще держать в руках нежную ниточку, связывающую нас со временем, когда люди не удивлялись, слушая такие рассказы”.

Август извинился, что в его импровизированном переводе на французский традиционное русско-сибирское повествование слишком много потеряло в оригинальности тона и стиля.

“Не важно,— уверяла Александра,— мы все равно не те, кто слушал его, сидя вокруг костра на высоком берегу холодной реки. Но если рассказать, как мы сидели вокруг обеденного стола, слушая твой рассказ о ТОМ рассказе и тоскуя о потерянном рае ТОЙ жизни, то будет еще один рассказ — и так до бесконечности”. “Ничего у нас культура не отнимает. Мы, обвиняя во всем культуру, сами из поколения в поколение теряем свою природу — то единственное, что связывает нас с шаманом Энге и шаманом Тирке. Я, пожалуй, попробую ваши давыдовские, Вебстер”.

“Хорошо.— Вебстер протянул Августу синюю с золотой надписью пачку.— Но где найдет себе место такой скромный антиквар, как я, сама природа которого — в бесконечной привязанности к древним вещам и людям?” — “Я вам не верю. Или — верю наполовину. Нет ли у вас иной природы, понуждающей вас играть и другую, пока еще не понятую мною роль, несущую в себе страсть и угрозу. Да взять хотя бы, как вы организовали мой приезд — с подменой моего друга мной, с вашим исчезновением в день моего прибытия, с...”

Оглушительный удар грома не дал Августу договорить. Ливень с дикой силой хлестал по незашторенным окнам снопами сверкающих розг. Погас свет. Александра, выждав черный промежуток между двумя молниями, поцеловала Августа сзади в шею.

“Это — Таргунза, лувийский бог гроз и ураганов,— со странной улыбкой сказал Вебстер, наливая себе портвейн.— Таких гроз здесь не было лет десять, если не больше. Ну мне пора к себе. Надо еще сверить кое-какие данные по расположению культурных слоев — и спать. Начинаем работать с раннего утра. Завтрак в восемь”. “Прекрасно.— Августа поднялся.— Да, чуть не забыл вас предупредить, что у меня завтра будет одно небольшое дело. Так, скажем, с одиннадцати до двенадцати. Спокойной ночи”. Снаружи дождь продолжал стоять стеной, заполняя собой небо и землю.