Поскольку мы знаем, что целью рассказа было прославление царя, мы можем спокойно допустить, что любые антирамзесовские или антиегипетские замечания, вероятно, верны. Поэтому, интерпретируя надпись, посвященную битве, мы устанавливаем, что Рамзес в расчете на быструю победу обогнал свою армию, что он доверчиво проглотил историю двух бедуинов-перебежчиков, что корпус Ра был захвачен врасплох и уничтожен, что большая часть войск, находившихся в лагере вместе с царем, обратилась в беспорядочное бегство. Мы можем установить также, что Рамзес каким-то чудом уцелел и вернулся домой. Египтологи обычно признают личное мужество Рамзеса, осуждая его как плохого стратега и никуда не годного генерала, но мы не можем быть уверены даже в этом. Рамзес мог провести часы боя, спрятавшись, например, под телегой, в то время как некий безымянный (и недолговечный) герой Египта собрал в лагере скудные силы и стойко продержался до прибытия помощи. И пусть никто не думает, что мной руководит неприязнь к человеку, пребывающему в мумифицированном состоянии несколько тысяч лет. Я вполне готова признать, что в битве Рамзес мог проявить себя, как Ахилл. Ахилл тоже был не слишком умен. Все, что я говорю, – это что мы никогда не узнаем, был Рамзес храбрецом или нет.
Мы знаем, что битва при Кадеше не дала тех результатов, которыми хвастались египтяне, – результатов, которым трудно было бы поверить в любом случае, просто исходя из ситуации, возникшей в конце первого дня битвы. Египетская армия была сильно деморализована, а четвертая часть ее сил уничтожена в самом начале боевых действий. Хетты, разумеется, серьезно пострадали после полудня, но они отступили в город в полном порядке, их предводитель убит не был (если бы это случилось, египтяне бы ликовали, злорадствовали и приписали бы все лично Рамзесу). Непостижимо, чтобы хетты смиренно покорились после такого сомнительного поражения, о котором говорят египетские надписи.
К счастью, чтобы доказать, что египтяне проиграли эту битву, нам не нужно полагаться на логику. Благодаря одному из тех почти чудесных совпадений, которые иногда происходят, мы имеем в своем распоряжении хеттскую версию описания той же самой битвы из царских архивов хеттской столицы в Богазкёе. Согласно этой версии, Рамзес был побежден и вынужден был отступить, потеряв большую часть территории, которой владел его отец.
Конечно, к хеттским записям применяются те же критерии, что и к египетским; цари хеттов питали к лести не больше отвращения, чем их коллеги по ремеслу с юга. Но, хотя анналы Рамзеса говорят о дальнейших победах в Азии в позднейшие годы, окончательный результат соперничества между египтянами и хеттами не выглядит решающим поражением одной из сторон. На двадцать первый год царствования Рамзеса между двумя державами был заключен мирный договор – первый письменный международный договор, дошедший до нас. И чтобы чудо было более полным, мы имеем обе версии. Египетский экземпляр договора сохранился на стенах Карнака и Рамессеума, а хеттская копия – на двух глиняных табличках из Богазкёя. Вероятно, это архивная копия с оригинала, который предположительно был начертан на серебряных пластинах.
Тексты поразительно схожи. Это указывает, что они действительно являются параллельными версиями одного и того же соглашения. Начинаются они со ссылки на прежние договоры, ни один из которых не известен. Затем оба правителя взаимно осуждают любые попытки будущих вторжений и клянутся сохранять вечный мир. Кроме того, стороны обязывались оказывать друг другу военную помощь при вторжениях извне, а также при восстаниях внутри страны, выдавать друг другу беглецов. Египетская версия читается следующим образом:
«Если один, или два, или три человека убегут из земли Египта и придут к великому правителю хеттов, великий правитель хеттов задержит их и сделает так, чтобы направить их назад к Рамзесу, великому правителю Египта. Что касается человека, который будет приведен к великому правителю Египта, то его преступление не будет поставлено ему в вину; его дом, или его жены, или его дети не будут уничтожены, он сам не будет казнен, и увечий не будет нанесено его глазам, его ушам, его рту или его ногам».
То же самое предусмотрено в отношении беглецов из страны хеттов, прибывающих в Египет. Поразительный аспект этого раздела заключается не в самом понятии экстрадиции, не в несомненном призвуке юридической фразеологии, но в гуманизме, объединяющем обоих царей. Он кажется совершенно необъяснимым, если мы не допустим наличия некоего взаимно принятого морального или юридического кодекса, говорящего не столько о справедливости, сколько о милосердии, ибо преступление правонарушителя прощается ему.
Договоры параллельны почти в точности, но не до конца. Египтяне чувствовали себя обязанными добавить «предисловие», объясняющее, что договор был дарован всемилостивым Рамзесом после того, как хеттский царь приполз на коленях, умоляя о мире. Воздержусь от комментариев.