Древний инстинкт

– Я вышла из дома, сумка была пустой, сложенной и лежала у меня в дамской сумочке, можешь мне поверить. Ты думаешь, это снова знак?..

– Оля, мне тяжело тебе говорить такое, но со мной это уже случилось, а с тобой… Словом, будь осторожна. Когда меня порезали, у меня дома тоже появилась на видном месте такая же книга. Правда, это была моя книга, но все равно… И ее взяли на экспертизу… Эта же совсем новая… Открой ее и посмотри, не обведены ли некоторые абзацы красным фломастером.

Оля дрожащими руками принялась листать книгу. И вдруг вскрикнула.

– Но я-то тут при чем? Я же к твоему Бессонову не имею никакого отношения!

– Прочти то, что обведено…

– «Судя по всему, над этим лицом поработали искусные фабриканты уродов, – начала она, заикаясь. –

Очевидно, какая-то таинственная и, по всей вероятности, тайная наука, относившаяся к хирургии так, как алхимия относится к химии, исказила, несомненно, еще в очень раннем возрасте, его природные черты и умышленно создала это лицо». Все читать?

– Да. Я хочу понять, чего от нас хотят.

– Ладно. «Это было проделано по всем правилам науки, специализировавшейся на надрезах, заживлении тканей и наложении швов: был увеличен рот, рассечены губы, обнажены десны, вытянуты уши, переломаны хрящи, сдвинуты с места брови и щеки, расширен скуловой мускул; после этого швы и рубцы были заглажены и на обнаженные мышцы натянута кожа с таким расчетом, чтобы навеки сохранить на этом лице зияющую гримасу смеха; так возникла в руках искусного ваятеля эта маска – Гуинплен».

– Был увеличен рот… Это про меня. Дальше что?

– «…рассечены губы, обнажены десны, вытянуты уши…»

– Что там про щеки?

– «…сдвинуты с места брови и щеки». О чем ты думаешь, Лена?

– Знаешь, мне все больше и больше кажется, что все это, я имею в виду то, как надругались над моим ртом, – болезненная фантазия какого-нибудь пластического хирурга… Мне почему-то кажется, что он, этот ненормальный, словно репетирует, оттачивает свое мастерство, стремясь в конечном итоге сотворить Гуинплена…

– Думаешь?

– Пока еще не знаю. Но предполагаю.

– Ты сказала, что кого-то подозреваешь.

– Да, но пока еще, говорю, у меня нет доказательств…

– И ты думаешь, что этот псих станет так грубо резать рот вместо того, чтобы орудовать скальпелем, во всяком случае, профессиональным хирургическим инструментом?

– Этот человек мог возомнить себя хирургом. Оля, я не знаю, кто это, но могу сказать одно – этот человек может иметь отношение к твоему роману с Собакиным. Ведь до того, как ты появилась в моем доме, я жила спокойно. Больше того, я даже была счастлива. Это не ты, случайно, задумала вместе с гениальным режиссером снять фильм о… Гуинплене? Почему ты пришла именно ко мне? Разве рядом нет квартир?

– Мне уйти? – Глаза Оли наполнились слезами. – Ты думаешь, я не понимаю, что ты все это время подозревала меня… Давай звони в милицию, прокуратуру, куда хочешь, пусть меня хватают, задерживают… Но зачем мне уродовать тебя?

– Вы могли это с Собакиным снимать на пленку…

– Ну и фантазия у тебя, подруга…

– Никакая я тебе не подруга! – сорвалась на крик Лена, и тотчас в палату ворвалась испуганная медсестра.

– Что у вас здесь происходит?

– Ничего, это нервы… – Лена с трудом повернула голову. – У меня нет аппетита, и моя подруга пытается скормить мне эти салаты… А я ненавижу кальмары, просто ненавижу, меня от них тошнит!

Медсестра, понимающе кивнув головой, ушла.

– Лена, ты мне только скажи: Оля, исчезни. И больше ты меня не увидишь. Я прямо сейчас могу вернуть тебе ключи. Хочешь, я передам Бессонову записку от тебя…

– Извини. Я не знаю, что говорю. Я просто с ума схожу. Я НЕ ПОНИМАЮ, ЗА ЧТО МЕНЯ ТАК ИЗУВЕЧИЛИ.

У Ольги в сумке запел телефон. Она достала его и включила.

– Да… Я узнала вас, Дмитрий… Нет, я не у Лены. Говорю же, я не знаю, где она. Сама извелась… Хорошо, как только позвонит, обязательно сообщу вам, обещаю. Представляю, как ей сейчас тяжело одной…

Лена плакала. Слушала и плакала. Больше всего ей хотелось сейчас схватить трубку и крикнуть Дмитрию, как же ей плохо, как все болит и какая она глупая, что сразу не обратилась к нему.

Оля, прикрыв ладонью трубку, прошептала: