Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Число приводимых источниками аналогичных примеров можно легко увеличить. Достаточно напомнить, в частности, о том, как чжэнский правитель после оккупации его царства чускими войсками в 597 г. до н. э. униженно просил считать его слугой Чу и переселить куда угодно [103, гл. 42; 71, т. VI, с. 37]. Можно напомнить и о том, что в 588 г. до н. э. то же царство Чжэн выступило с карательной экспедицией против княжества Сюй на том основании, что Сюй «отказывается служить» Чжэн. В целом же сказанного вполне достаточно для иллюстрации уже сформулированного вывода: отношения между чжухоу зависели от различных обстоятельств и порой имели характер вассальной связи или явного и нарочитого унижения одних (слабых и потерпевших поражение) другими.

Ведя речь о чжухоу и характеризуя их место на определенной ступени иерархической лестницы, важно еще раз напомнить, что многое в их взаимоотношениях зависело от конкретного случая, даже от своего рода политической интуиции. Так, неотлаженность реально существовавшей системы наследования побуждала

чжухоу в их текущей политике считаться с тем, что правителем сильного соседнего царства завтра может оказаться тот, кто сегодня лишен всего. Неудивительно поэтому, что летопись времен Чуньцю полна примерами не только унижений слабых правителей, но и серьезной поддержки потенциальных претендентов на власть. Наиболее наглядна в этом смысле история Чжун Эра, которого в ходе его долгих странствий встречали то с уважением, то с небрежением, что впоследствии было учтено могущественным цзиньским Вэнь-ваном.

Имея это в виду, чжухоу обычно оказывали беглым аристократам и тем более родственникам чжухоу, в том числе изгнанникам и мятежникам, помощь. Такая помощь часто была элементом ритуального церемониала. Дело в том, что, как правило, все чжухоу

были связаны друг с другом родственными узами, как то было характерно и для европейских царственных домов. Более того, связи такого рода распространялись едва ли не на всю наследственную знать, переплетенную отношениями родства или свойства. Вообще между чжухоу и наследственной аристократией не было и не могло быть резкой грани, хотя и была определенная разница в статусе.

Наследственная знать

Отношения чжухоу с наследственной знатью, т. е. с владетельными аристократами, объединенными в могущественные кланы, складывались по классическому принципу феодализма «вассал моего вассала— не мой вассал». Этот принцип возник и тем более укрепился тоже далеко не сразу. Уже шла речь о том, что изначально чжоуский ван обладал правом утверждения в должности одного-двух самых высших сановников-министров цинов в уделах. Практически это означает, что до поры до времени — а точнее, до периода Чуньцю — упомянутый классический принцип еще не работал, может быть, просто не появился на свет. Возник он лишь тогда, когда правители сложившихся на базе западночжоуских уделов фактически независимых царств стали ощущать себя подлинными хозяевами в своих владениях.

Впервые, как о том уже упоминалось, прецедент был создан в 745 г. до н. э. в царстве Цзинь, где по решению правителя появился субудел, т. е. удел в уделе, ставшем царством. Затем спустя несколько лет опыт был повторен в Чжэн. Спервоначала ван еще считал себя вправе — а может быть, и своим долгом — вмешиваться в дела вассальных по отношению к нему царств. Позже, однако, установилась иная норма: если кто и вмешивается во внутренние усобицы, пытаясь навести порядок в царствах (порой и в домене вана) в связи с переворотами, изгнанием правителя с трона, сварой между наследниками и т. п., то это делает только гегемон. И не столько по праву сюзерена, сколько по обязанности сильнейшего, коему официально поручено обеспечивать стабильность в рамках Чжунго.

Но это имело отношение лишь к экстремальным ситуациям. При нормальном же ходе событий внутренние дела царств и княжеств были прерогативой их правителей, а все знатные кланы, включая и наиболее могущественные из них (видимо, и тех, кто по традиции утверждался в своем статусе ваном), оказались вассалами своего правителя, а не вана. Тем самым де-факто и был актуализирован упомянутый принцип «вассал моего вассала — не мой вассал». Между тем число этих «вассалов», т. е. наследственной знати в царствах возрастало достаточно быстрыми темпами.