Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Итак, цинами были немногие. В большинстве случаев каждый из них был не только владетельным аристократом, но и главой удела-клана, могущественным министром, обладателем наследственной должности и одновременно — особенно в случае войны — командующим армией или по меньшей мере его помощником. Однако из некоторых текстов явствует, что все эти должности, ранги и статусы не всегда совпадали, т. е. принадлежали одному лицу. Вспомним драматическую историю с кланом Ци в царстве Цзинь. В момент расцвета этого клана, накануне и в ходе знаменитого сражения Цзинь с Чу при Яньлине в 575 г. до н. э., трое из его представителей — Ци Ци, Ци Чжи и Ци Чоу — были цинами [85, с. 31–32; 29, с. 57–58]. Отсюда вытекает, что не все цины стояли во главе кланов, что могли быть случаи, когда трое из одного клана были цинами и что тем самым один из уделов-кланов был сверхмогущественным. К слову, скорее всего именно это было главной причиной разгрома клана Ци после его триумфа в 575 г. до н. э.

Таким образом, разница между цинами и дафу

не проходила четкой гранью между различными слоями аристократов, как обычно принято считать. Не исключая вовсе различий между узким слоем цинов и большой группой аристократов дафу, заметим, что цины были теми же дафу, но имевшими высокую должность, а также и чаще всего свой удел-клан. Поэтому мы вправе считать узкую группу цинов, т. е. сановников, генералов и министров, прослойкой высшей владетельной знати, а всех остальных аристократов просто дафу

. Это значит, что вся родовая наследственная знать, включая и ее высшую прослойку, цинов, принадлежала к сословию аристократов-дафу.

Выше уже обращалось внимание на то, что цинами могли стать и становились выходцы из различных кругов наследственной знати. Чаще всего это были близкие родственники правителей. Но могли быть и представители иных фамилий, в том числе и захудалых, уже фактически потерявших право принадлежать к сословию дафу

. Когда в 661 г. до н. э. цзиньский Сянь-гун аннексировал три владения и два из них дал своим офицерам, колесничему Чжао Су и копьеносцу Би Ваню, родоначальникам соответственно кланов Чжао и Вэй, они не были даже дафу. Специальным распоряжением Сянь-гун ввел их в число дафу [114, 1-й год Минь-гуна; 212, т. V, с. 123 и 125]. Такое бывала, видимо, все же не слишком часто. В большинстве случаев уделы-кланы создавались высокопоставленными аристократами и родственниками правителей, о чем уже шла речь. Стоит также принять во внимание, что практически во всех царствах было немало выходцев из аристократических кланов других царств. Некоторые из них получали высокие должности и становились цинами. Это вело к тому, что в числе цинов и соответственно глав влиятельных кланов в каждом из царств времен Чуньцю оказывались и родственные, и неродственные по отношению к правящему дому. Больше того, некоторые специалисты считают, что именно этот фактор играл весьма важную роль в исторических судьбах царств.

Специалисты, исследовавшие феномен наследственной знати в чжоуском Китае периода Чуньцю, обращали особое внимание на то, какими были по происхождению аристократы, занимавшие наиболее важные должности в царствах, каково было соотношение министров из правящего дома и других знатных кланов и как все это выглядит в динамике. Главный вывод одного из наиболее известных среди них, Сюй Чжо-юня, сводится к тому, что с течением времени сыновья правителей, т. е. выходцы из его клана, играли все меньшую роль в политической жизни царств, тогда как министры и сановники из числа неродственной правителю знати — большую [200, с. 27–32].

Этот вывод, опирающийся на скрупулезные подсчеты с соответствующими таблицами, едва ли может быть оспорен. Однако не вполне ясен принцип, на который он опирается. Почему принимаются во внимание лишь сыновья правителя? А разве его братья, племянники, даже внуки — не близкая родня? Показательно, что начинается параграф, в котором демонстрируются итоги подсчетов, именно с упоминания о братьях и сыновьях (так он и озаглавлен), а речь в нем идет только о сыновьях. Быть может, имеется в виду, что братья основывали свои кланы? Но это удавалось далеко не всем из них. Словом, складывается впечатление, что избранный для учета критерий не вполне корректен и соответственно итоговый вывод не слишком убедителен.

Предпочтительнее в этом смысле исследование Б.Блэкли, в котором анализируется роль родственных и неродственных правителю кланов с итоговым выводом, сводящимся к тому, что деятельность тех и других была в равной мере деструктивной [150]. И хотя выкладки Блэкли тоже подтверждены обстоятельными подсчетами и сопровождены множеством таблиц, его вывод вызывает определенные сомнения. Дело не в точности подсчетов, но в справедливости их интерпретации.