Я, безусловно, люблю его, но что это будет за жизнь, если он останется со мной из жалости! Мы будем несчастливы оба. Для меня будет невыносимо видеть его с каждым днем становящимся все более и более несчастным.
Хлопнула входная дверь, и Каролина подпрыгнула на месте.
— Каролина?
— Я здесь, — тихо отозвалась она.
Она слышала, как он хромал по коридору, как открыл дверь в гостиную.
— Ты рано вернулась сегодня.
— Да, — ответила она. — Миссис Маккуллох играет сегодня с друзьями в бридж. — Переведя дыхание, она повернулась к нему лицом. — Ходил на прогулку?
— Да.
— И как далеко добрался сегодня?
Он ответил не сразу, подошел к ней поближе и обеспокоенно, но нежно спросил:
— Что-то не так?
— Нет. Так как далеко ты сегодня дошел? — Ее голос звучал взволнованно, и она ничего не могла с собой поделать. Она забыла, что ей надо было держать себя в узде. — Я тут подумала… У нас ведь ничего не получается, да? — затараторила она. — Я не могу продолжать притворяться, что… А когда я сегодня увидела тебя…
— Увидела меня? — Он тоже занервничал.
— Да. Я поехала в отель поискать шарф, который обронила там накануне…
— И увидела меня с Присциллой?
— Да. Ты целовал ее.
— Да.
Она отвернулась и уставилась на огонь.
— Это, конечно, не мое дело, так как… ну, потому что… — Ну же, Каролина, скажи это! Скажи, что больше не любишь его! Но она не смогла. — Ты сказал ей, что мы женаты?
— Да.
— Но ненадолго, так ведь?
Он ничего не ответил, и она опять взглянула на него.
— Если я пробуждаю в тебе чувство неуверенности, если ты мне не доверяешь, то, наверное, я не подхожу тебе.
— Видимо, — прошептала она. — И если бы я тогда не забеременела, ты бы никогда на мне не женился, правильно?
— Да, — согласился он. — Как, впрочем, и ты никогда не вышла бы за меня замуж.
Она было уже открыла рот, чтобы оспорить это, но передумала.
— Я пыталась… — начала она, но не смогла продолжить, так как слезы встали у нее в горле.
— Знаю.
Он выглядел грустным и уставшим. И это естественно: конец брака — дело невеселое. А это был конец. Она знала. Предчувствовала уже несколько недель подряд, просто не желала признаться самой себе. Чтобы скрыть свои чувства, она отвернулась.
— Ты ела?
Она покачала головой.
— Я сделаю тебе сандвич…
— Нет, спасибо. Я вовсе не голодна. Я лучше пойду прогуляюсь, подышу немного свежим воздухом. — Она встала и, проходя мимо него, прошептала: — Я любила тебя Алекс. — И сейчас люблю. Боже мой, как же сильно я люблю его, пронеслось у нее в голове.
— Да.
Да. Поэтому будет лучше, если я уйду тихо. Без сцен, без драм, просто уйду. Она шла вдоль озера, и слезы замерзали у нее на щеках. Интересно, ходит ли еще автобус до Глазго? Тот, на котором он ездил мальчиком? А где он останавливается? В деревне? Я там спрошу. Иди сейчас и спроси! Ты же можешь сесть на поезд до Глазго, используешь свою кредитку. Надо будет устроиться на работу…
Прикусив губу и решив больше не думать об Алексе, она пошла вперед. Снег хрустел под ногами, а холод, проникая в мельчайшие щелочки одежды, держал ее своими ледяными щупальцами.
Я не скажу ему, что уезжаю, да он, наверное, и не ожидает, что я останусь. После того что мы сказали друг другу… Но, возможно, надо будет написать записку. Я поеду завтра к миссис Маккуллох, заберу портрет, чтобы доделать его попозже, и от нее пойду на автобус. А если автобуса не будет, поймаю машину. Удастся ли мне уехать незаметно? Я все равно не вынесу сцены прощания.
Придется что-нибудь придумать. Закину свой рюкзак в машину сегодня перед сном.
Определившись с решением, она вошла в справочное бюро. Ей сказали, что автобус отходит в десять. Теперь надо вернуться домой и помириться с Алексом. Я не хочу уезжать после ссоры, не хочу, чтобы он чувствовал за собой вину.
Когда она вернулась, он был на кухне — готовил ужин. Она грустно улыбнулась.
— Вкусно пахнет, — заметила она.
Он обернулся, явно удивленный.
А она продолжала:
— Извини меня за все, что я наговорила тебе сегодня. Я просто чувствовала…
— Себя потерянной?
— Да, — созналась она. — Когда будет готов ужин?
— Где-то через час.
Она кивнула.
— Тогда я пойду погреюсь в ванной.
Ей отчаянно хотелось прикоснуться к нему, прижаться последний раз. Но тогда он догадается, что она чувствует. Слезы уже вот-вот готовы были хлынуть у нее из глаз; она быстро отвернулась и твердыми шагами пошла к себе наверх.
Ты больше не должна плакать, Каролина. Больше так нельзя. Надо начать новую жизнь, быть храброй, сильной, такой, какой ты была раньше.
После ужина они сидели в гостиной, смотрели телевизор или притворялись, что смотрели. Она в основном наблюдала за Алексом, вспоминая… О чем он, интересно, думает? Что чувствует? Господи, как же больно…
— Я, пожалуй, пойду к себе, — быстро проговорила она. — Спокойной ночи, Алекс.
— Спокойной ночи. Кстати, Каролина, — позвал он. В его голосе чувствовалось такое же напряжение, как и в ее. — Флетчер попросил меня поехать с ним завтра посмотреть машину. Ты не против?