Дрянь

Наконец он отодвинулся от двери, последний раз окинув ее взглядом, как художник, оценивающий свою работу. Я заметил, что он даже кончик языка от напряжения высунул.

— Все, — взмахнул он кисточкой, которой очищал наслоения металлической пыли, — можете открывать. Только замочек постарайтесь не. трогать.

— Это ж придется с петель сымать, — почесал в затылке плотник.

— Сымайте, — царственно разрешил Гужонкин. Через десять минут, ободрав притолоку, мы сняли дверь и отодвинули ее в сторону. Я заглянул в комнату Ольги Троепольской. Первое, что бросилось мне в глаза, был большой фотопортрет женщины, висящий на противоположной стене. Я понял, что это и есть Ольга. Там, в морге, у нее были холодные, заостренные черты, но лицо то же, я сразу узнал его: угловатое, немного асимметричное, в узкой рамке коротких, слегка растрепанных темных волос. Но здесь было еще кое-что: взгляд чуть прищуренных, разглядывающих тебя в упор глаз с твердым выражением. Я успел отвлеченно подумать, что она, наверное, была ничего, когда за моей спиной сдавленно ахнула Лангуева.

— Да, знатно тут поработано, — протянул Северин, и я оторвался от портрета. Вся комната была перевернута вверх дном. Шкаф раскрыт, вещи из него вывалены на пол, ящики серванта выдвинуты, сиденье дивана поднято, и он смотрит на нас, удивленно открыв свой беззубый рот.

7

— Давайте мысли, у кого какие есть, — сказал Комаров, давя в пепельнице одну папиросу и закуривая новую.

— Добровольная выдача смягчит нашу вину, — устало заметил Северин.

Мы сидели за длинным столом в балакинском кабинете — тут по территориальному признаку будет до самого конца помещаться штаб розыска. За решетками окон сгустилась ночь, мы устали, день начался давным-давно и все никак не кончается.

— Значит, мысли, — Северин встряхнулся, как собака, и заговорил бодрым голосом. — Мы тут с товарищами посоветовались и решили: вряд ли тот человек, который приходил в квартиру, и убийца — одно лицо. Как мы рассуждали? Если бы Троепольская была убита каким-нибудь более грубым, так сказать, способом: ножом, кастетом, да хоть кирпичом, тогда — можно было бы в это поверить. Но пистолет… Пистолет, как вы понимаете, в нашем обиходе штука крайне редкая, и у таких оборванцев, каким его описала Лангуева, обычно в карманах, слава Богу, не валяется.

— К тому же, — подключился я, — имеется вопрос: зачем вообще Троепольская полезла в этот пустой дом? Судя по рассказам, девушка была отчаянная, но все-таки сомневаюсь, чтобы даже она пошла неизвестно куда за таким типом…

— Вот! — поднял палец Комаров. — Очень верный вопрос: зачем она туда полезла?

— Два варианта, — решительно заявил Северин. — Первый: журналисточка за кем-то следила, тот заметил это, протащил ее за собой в пустой дом и пристрелил.

— Чем, ты говоришь, она занималась в последнее время? — неожиданно спросил Комаров.

— Судя по блокноту, — букинистической торговлей и, насколько я понял, спекулянтами, которые вокруг этого дела вертятся.

— Заметил, значит, слежку, протащил за собой и пристрелил… — покрутил головой Комаров. — Ну-ну. Поменьше надо на кинофестиваль ходить.

— Константин Петрович, — обиженно стал оправдываться Стас, — это ж вариант. Мы ведь не знаем, может, эта сумасшедшая решила очерк из жизни американских шпионов написать.

— Валяй дальше.

— Вариант второй: ей назначили там свидание, а во время разговора что-то не сложилось…

— Погоди, — нетерпеливо остановил его Комаров. — Меня интересует: почему свидание назначили в таком странном месте? Между прочим, с точки зрения убийцы оно не такое уж странное. Я бы даже сказал — отличное место! В центре города, а кругом никого, и главное — великолепный путь отступления, черный ход, который выходит на заброшенную сейчас помойку, а потом сразу — людная улица, Это для тех, кто знает, разумеется… Не думали?

— Думали, Константин Петрович. — Северин повернулся к Балакину. — Митенька, изложи.

— Я сегодня дал задание выяснить, кто проживал в этой квартире и в этой комнате особенно. Дом на капремонте уже года полтора и с тех пор стоит выселенный. Пока ничего особенного — люди как люди. Мои ребята завтра поедут с ними беседовать, на всякий случай. В комнате, где обнаружили труп, проживала раньше семья Попова Валерия Юрьевича. Он — водитель троллейбуса, она — штукатур, двое детей, шесть и восемь. Два года назад получили квартиру в Строгино. Мы их уже разыскали через троллейбусный парк: Попов дней десять, как в отпуске, уехали куда-то всей семьей.

— Интересная профессия — водитель троллейбуса, — ни к селу ни к городу пробурчал себе под нос Северин и, вдруг оживившись, спросил: — А ведь он, поди, лимитчик, этот Попов, а?

— Наверняка, — согласился я, догадавшись, куда он клонит. — На троллейбус одни лимитчики идут — такая интересная профессия. И значит, жил он в этой комнате сравнительно недавно…

— И в других комнатах могли быть новые жильцы, — подхватил Северин. — А домишко-то древний!

— Запиши, — приказал Комаров Балакину, — собрать данные на всех жильцов, когда-либо проживавших в доме…

— Может, хватит подъезда? — усомнился Северин.