Дриблингом через границу

Война памятников тесно переплетена в современной Украине с войной памятей и неизменно сопровождается войной исторических подходов, кардинально разнящихся у представителей разных территориальных, возрастных и образовательных групп. Изъятая из советских школьных учебников история украинского национально-освободительного движения так и не вернулась в полноценный общественный дискурс. Оттого попытка предыдущего украинского президента Виктора Ющенко присвоить Степану Бандере звание Героя Украины вызвала бурную реакцию — Бандеру и теперь нередко считают (глядя сквозь призму сталинской историографии) «предателем». Нынешний президент отменил указ Ющенко, мотивируя свое решение тем, что такое звание могут получать только граждане Украины, то есть люди, имевшие украинское гражданство после провозглашения независимости в 1991 году. Так что если бы кто-нибудь решил отменить переименование аэропорта, то, в принципе, те же претензии можно было предъявить и Даниилу Галицкому, который умер в 1264 году.

На самом деле, пример антагонистической симметрии памятников — вовсе не фигуры Бандеры и Галицкого, а, как ни странно, Бандеры и Сталина. Памятники Сталину и Бандере становятся первыми жертвами вандалов, пытающихся таким образом выразить свое мнение по поводу второго государственного языка в Украине, которым русский все еще официально не является. А война памятей, противостояние украинского и русского языков, постсоветской и постгабсбургской ностальгий, традиций и предрассудков не менее активно используется политиками и действующей властью для отвлечения внимания от насущных экономических проблем. Ведь достаточно устроить небольшую провокацию во Львове 9 мая, и все внимание прессы сосредоточится именно на войне, в печати будут цитироваться как официально признанные ветераны Красной Армии, которые считают, что ветеранов УПА официально признавать нельзя, так и ветераны УПА, которые считают совсем иначе. Ну и политики, ясное дело, которые тоже разделятся на разные лагеря и охотно умолчат об очередном повышении цен, скрытой инфляции или мифологизированных расчетах за российский газ. В этой войне не будет победителей, а будут одни только побежденные, так что, наверное, гораздо лучше было бы сразу направить собранные на очередной памятник средства на лечение тяжелобольных детей, содержание сирот и пенсионеров, научные исследования или прочие действительно нужные вещи. На футбол, в конце концов.

Львов, в котором нас еще нет

Проходя по центру, я люблю вспоминать описания межвоенного Львова из книг историка Ивана Крипьякевича и пытаюсь представить себе несуществующее уже кладбище возле кафедрального собора недалеко от Рыночной площади и стену вокруг этого кладбища, еврейский квартал возле руин синагоги «Золотая Роза», ссоры православных с католиками из-за того, чьи колокола звучат громче и чьи вообще имеют право звонить, борьбу православных русинов за разрешение проводить похоронные процессии через заселенную католиками Рыночную площадь. Пытаюсь представить, как раскачивали несуществующий уже мостик над загнанной теперь под землю Полтвой монахи-францисканцы, чтобы шутки ради сбросить с этого мостика в грязь зазевавшегося еврейского паренька. Как горела львовская ратуша — и в первый раз, и во второй, и в третий. Как нашли гробы с костями в подвалах нынешнего муниципального драмтеатра, чем сильно напугали горожан. Как и тогда уже любили, наверное, сетовать, что «все идет к худшему» и прежнего Львова уже нет.