Дропкат реальности или магия блефа

— Ай — ней, ты глянь, Земар, какую красавицу к нам занесло, — смуглая женщина сверкала монистами и тремя парами серег в ушах. Про такую язык не повернется сказать "толстая", точнее всего будет — "хозяйка". Хозяйка себе, своей дороге и своей жизни. Хитрая? Скорее мудрая, она за одно мгновение оценила пришедших.

Если про мужчину, что стоял чуть поодаль, ей было все ясно, то девушка оказалась клубком, в котором перемешалась пряжа разных цветов. И не разобрать, какая же из нитей основная, а какие накручены заботливой хозяйкой — судьбой поверх основного мотка.

Земар, степенный мужчина с курчавой бородой, в которой основательно поселилась седина, перебирал струны, искоса поглядывая на пришлых. Эка невидаль, чужаки? А вот то, что девка говорит, как своя, таборная, насторожило. Жила среди цыган? Иль ушла следом за кем в табор? То, что не рожденная в кибитке — это видно.

— Красавицу не по глазам привечать надо, и не по лицу. Женская красота, она в танце видна. Сможешь сплясать так, чтобы душа наизнанку вывернулась?

Необычный диалог. Притихли и остальные, гревшиеся у костра. Стало интересно. Земар — конокрад редко чужаков привечает, чаще наоборот. Если какие залетные драгуны придут послушать песен, да посмотреть на молодых красавиц табора, то лишь зыркнет. И всем понятно: ублажить, напоить, заговорить… а там уж вояки сами все деньги отдадут. На тех, что погадать приходили, цыган и вовсе не смотрел. Мало ли дурех и дураков по свету ходит? Наплести им о том, что было и чего не было, любая дочь дорог может. С теми же, кто коней покупал и серьезные дела заказывал, Земар говорил особо и сразу отдельно, не при таборе. Эти же — вроде и чужие, но…

Лицедейка сумела поймать это ощущение. Недоверие, подкрепленное интересом. Так собаки, впервые встретившиеся, принюхиваются к родичу, решают, то ли сцепиться сварой, то ли побежать бок о бок. Она поняла, что от того, сумеет ли станцевать так, как ожидает ромал, сидящий с гитарой, зависит, примут ли их или даже не стоит рот открывать с просьбой.

О том, что вести себя здесь стоит как-то по-другому, нежели с обычными обозниками, Илас подозревал, но вот как это "по-другому" не представлял даже в общих чертах. Поэтому, не понимавший ничего в происходящем, счел за лучшее вообще не открывать рта.

Девушка меж тем в полном молчании обошла костер по кругу. "Танцевать с душой наизнанку? Это как? Не паркетный это танец и не народный, какой тогда?" — мысли суетливо сновали в голове Вассы стаей встрепанного воронья. Наконец она плюнула, решив: " Будь что будет".

Не дожидаясь первого гитарного аккорда, девушка топнула ногой, не как капризная фьеррина, привлекающая внимание, а с силой. Звук резкий, глухой, отчетливый, как удар молотка, забивающего гвоздь в крышку гроба. Вассария будто признавалась в затаенной душевной боли. Поднеся ладони к левому уху, хлопнула несколько раз до звона, пронзительного в вязкой тишине.

Гитара ворвалась стремительно, рваным ритмом, словно откликаясь на хлопки. Земар прищурил глаза, выводя первые аккорды, и внимательно посмотрел на девушку. Он про себя одобрительно кивнул. Начала правильно. Это только для стороннего зрителя цыганский танец шумен, пестр и смешлив. У костра, меж своими, песни другие. О родине, которой больше нет, о том, что свобода лучше оброчной лямки, о бедах и горестях кочевых, о том, что рвет душу.

Вассу понесло: подобрав юбку так, чтобы были видны ноги до середины икры, она дробила музыку на стук каблуков. И не важно, что каблуки эти были в полпальца толщиной, истертые. Да и обувь велика. Прямая спина. Взгляд гордый, не сломленный. Такой бывает у человека, за спиной которого все мосты сожжены.

Убыстряющийся ритм и резкий поворот верхней частью корпуса, так, что концы шали, размотавшиеся, летят вороньими крыльями в стороны, выпуская на свободу водопад волос девушки. Резкое, надсадное, не пение, крик:

— Иль лямаар! — голос со старческой хрипотцой, надтреснутый. Так кричит летящий с обрыва. Это вступила в диалог третья, та самая цыганка, что приветила Вассу.

И больше не произнося ни звука "хозяйка" начала выстукивать замысловатый ритм ладонями по коленям. Его подхватили и остальные, сидящие у костра.

Для Вассарии же уже не было никого и ничего. Только эта странная, выворачивающая музыка, рваный ритм которой был как сам стук человеческого сердца, то замирающего, то пускающегося в неудержимый пляс.

Последний аккорд, срезанный на самом пике, подкосил, сломал, и Васса упала на землю, распластав руки. Ни звука. Ни шороха. Сколько времени прошло, миг, клин, свеча, вечность?

— Не ведаю, под какой из лун ты родилась девочка, и что за пути привели тебя сюда, но я хочу это узнать.

Земар отложил гитару и хлопнул по подстилке рядом с собой.

— И твой спутник пусть тоже садится. В ногах правды мало.

После того, как Илас и Васса сели, каждому из них дали по пиале с горячим травяным отваром.

— Рассказывай!