Друд, или Человек в черном

Диккенс вновь улыбнулся:

– Честно говоря, в ближайшие месяцы – возможно даже, годы – я решил заняться более стоящим делом. Творческим делом, более выгодным для меня и в художественном, и в финансовом плане.

Кейти по-своему истолковала улыбку Неподражаемого.

– Ты решил податься в художники, отец? В иллюстраторы? – Она взглянула на своего тихого мужа, моего брата, поверх блюда с остовом индейки. – Берегись, Чарльз. У тебя появился еще один конкурент.

– Ничего подобного, – сказал Диккенс. Он часто раздражался на Кейт, но сегодня отреагировал на колкость дочери на удивление невозмутимо. – Я решил создать совершенно новый вид искусства. Ничего подобного человечество не знало – и даже не представляло! – доселе.

– Еще один… э… э… новый… э… э… то есть… ей-богу, Диккенс! – дельно высказался Макриди.

Писатель подался влево и негромко сказал Сесил:

– Дорогая моя, ваш муж, как никто из присутствующих, в состоянии понять, сколь прекрасно и благородно дело, которым я намерен заняться в ближайшем будущем.

– Ты собираешься стать профессиональным актером, отец? – возбужденно выпалил Генри, всю жизнь видевший своего отца на любительской сцене и даже прыгавший у него на руках на этой самой сцене во время первых представлений моей «Замерзшей пучины».

– Вовсе нет, сынок, – ответил Диккенс, по-прежнему улыбаясь. – Осмелюсь предположить, наш друг Уилки, сидящий на другом конце стола, догадывается, о чем я веду речь.

– И близко не представляю, – честно признался я.

Диккенс положил ладони на стол, позой своей напомнив мне Христа из «Тайной вечери» Да Винчи. Вслед за этой мыслью в голову мне тотчас пришла другая: «А может, сейчас у нас происходит Тайная вечеря и один из присутствующих здесь – Иуда?»

– Я уполномочил Уиллса договориться от моего имени с господами Чеппелами с Нью-Бонд-стрит о контракте на тридцать публичных чтений, самое малое, – продолжал Диккенс. – Хотя переговоры еще только-только начались, я совершенно уверен, что все состоится и что это станет новой вехой в моей профессиональной жизни и в истории общественных развлечений просветительского свойства.

– Но отец! – вскричала Мейми, явно глубоко потрясенная. – Ты же отлично помнишь, что говорил доктор Берд во время последних твоих болезней: у тебя ослаблена сердечная деятельность и тебе необходимо больше отдыхать… Твои предыдущие поездки с публичными чтениями настолько тебя вымотали…

– Ах, вздор! – воскликнул Диккенс, улыбаясь еще шире. – Мы намереваемся назначить мистера Долби… – (Упомянутый господин покраснел и чуть наклонил голову.) – …моим импресарио и компаньоном в предстоящем турне. Чеппелы не только уладят все организационные и административные дела, но и покроют все мои личные и дорожные расходы, а равно расходы мистера Долби и, возможно, мистера Уиллса. От меня потребуется лишь взять одну из своих книг и читать отдельные главы из нее в назначенное время и в условленном месте.

– Но подобные чтения едва ли можно назвать… как ты там выразился, отец?.. новым видом искусства, – заметила Кейти. – Ты неоднократно читал свои сочинения перед публикой.

– Верно, моя дорогая, – согласился Диккенс. – Но еще никогда прежде я не выступал так, как собираюсь выступать в этом и всех последующих турне. Как тебе известно, я всегда не просто… читаю места из своих книг, хотя порой и делаю вид, будто поступаю именно так. Всякий раз я читаю по памяти и оставляю за собой право в значительной мере изменять, исправлять, переписывать отдельные эпизоды – даже пускаться в чистейшей воды импровизации, как зачастую делал присутствующий здесь знаменитый трагик, усовершенствуя самого Шекспира. – Он похлопал Макриди по руке.

– Ах… да… я, конечно… в пьесы Бульвер-Литтона, да… я вставлял отсебятину… – Бледное морщинистое лицо Макриди чуть порозовело. – Но… э… э… Эйвонский Бард… ни разу, ей-богу!

Диккенс рассмеялся:

– Ну, я все-таки не Шекспир. Мои слова не высечены на каменных скрижалях, как Моисеевы заповеди.

– Но… новый вид искусства? – подал голос мой брат. – Разве публичные чтения могут стать таковым?

– Мои – станут, – отрезал Диккенс, вмиг убрав улыбку с лица.

– Ваши чтения и так неповторимы и блистательны, сэр, – сказал молодой Диккенсон.

– Спасибо, Эдмонд. Я ценю ваше великодушие. Но в свои предстоящие выступления, которые вскоре начнутся и, возможно, будут продолжаться, как я уже сказал, много лет, я собираюсь привнести небывалое доселе актерское мастерство в сочетании с истинным пониманием природы животного магнетизма.

– О боже, магнетизм! – выпалил Долби. – Неужто, сэр, вы намереваетесь не только развлекать, но еще и гипнотизировать публику?

Диккенс снова улыбнулся и погладил бакенбарды.

– Полагаю, мистер Долби, вы читаете. Я имею в виду – романы.