Я слегка приподнял брови и выжидательно посмотрел на него. Я приготовился услышать очередную выдумку, а потому следующие слова Диккенса стали для меня полной неожиданностью.
– Вы помните персонажа, которого я именовал Друдом? – спросил Диккенс.
– Конечно, – ответил я. – Мог ли я забыть ваш рассказ о Стейплхерстской катастрофе или наше путешествие по подземным туннелям позапрошлым летом?
– Ну да, разумеется, – сухо промолвил Диккенс. – Думаю, дорогой Уилки, вы мне не верите, когда я говорю о Друде… – Он небрежно отмахнулся от моих поспешных возражений. – Нет, выслушайте меня сейчас, друг мой. Прошу вас. Я многого не рассказывал вам, Уилки… многого не мог рассказать… вы бы просто мне не поверили, расскажи я вам. Но Друд действительно существует, как вы почти удостоверились в Бирмингеме.
Я снова открыл рот, но не сумел издать ни звука. Что он имел в виду? Я давно уже убедил себя, что кошмарный сон наяву, привидевшийся мне на выступлении Диккенса в Бирмингеме год назад, являлся опиумной фантазией, навеянной ужасным столкновением с грабителями в темном бирмингемском переулке. Кровь, позже обнаруженная на моем воротничке и галстуке, истекла из пореза, нанесенного мне грабителем, приставлявшим нож к моему горлу.
Но откуда Диккенс мог знать про сновидение, вызванное наркотиком? Я никому о нем не рассказывал, даже Кэролайн и Марте.
Прежде чем я успел сформулировать вопрос, Диккенс снова заговорил:
– Чем задаваться вопросом о реальности или нереальности Друда, дорогой Уилки, вы когда-нибудь задумывались об истинных мотивах вашего друга инспектора Филда, одержимого идеей поймать или убить этого человека?
При упоминании о моем друге инспекторе Филде я покраснел. Я всегда считал, что Диккенс ничего или почти ничего не знает о моем общении с пожилым сыщиком – откуда он мог знать? – но он часто изумлял меня высказываниями, свидетельствовавшими о его осведомленности или поразительной догадливости.
С другой стороны, если Друд действительно существует (чего я не допускал ни на минуту), вполне возможно, Диккенс получает сведения от этого фантома и его агентов – точно так же, как я узнаю информацию от инспектора Филда и его агентов.
Не впервые за последние два года я почувствовал себя пешкой в какой-то ужасной шахматной партии, разыгрываемой в непроглядной ночной тьме.
– Вы уже излагали мне свои соображения насчет так называемой одержимости инспектора Филда, – ответил я. – По собственным вашим словам, он считает, что успех в данном деле позволит ему добиться восстановления пенсии.
– Недостаточно веский мотив, чтобы оправдать драконовские, если не сказать отчаянные меры, принятые инспектором Филдом в последнее время, – вам так не кажется? – спросил Диккенс.
Я задумался. Во всяком случае, нахмурился, прищурился и придал лицу сосредоточенное выражение. Честно говоря, в тот момент я остро сознавал лишь одно: что пульсирующий шар боли начинает разрастаться за моим левым глазом, выпускать горячие щупальцы, с каждой секундой проникающие все глубже в череп.
– Нет, – наконец проговорил я. – Не кажется.
– Я знаю Филда, – сказал Диккенс. Огонь в камине шипел и потрескивал, зола осыпалась с кусков угля серыми хлопьями. В кабинете вдруг стало невыносимо жарко. – Я знаю Филда без малого двадцать лет, Уилки, и его амбициозность превосходит всякое понимание.
«Ты говоришь о себе», – подумал я, но ничего не сказал вслух.
– Инспектор Чарльз Фредерик Филд хочет снова занять должность старшего комиссара, – продолжал Диккенс. – Он метит на место начальника сыскного отдела Скотленд-Ярда.
Я рассмеялся, несмотря на неуклонно возрастающую боль.
– Безусловно, здесь вы ошибаетесь, Чарльз. Филд – старик… ему далеко за шестьдесят.
Диккенс бросил на меня сердитый взгляд:
– У нас во флоте есть адмиралы восьмидесяти с лишним лет, Уилки. Нет, смех вызывает не возраст Филда и даже не его амбиции. А его средства достижения цели.
– Но вы же сами говорили мне, что инспектор Филд настроил против себя всю Столичную полицию своими неправомерными действиями, совершенными в роли частного сыщика, – поспешно сказал я, сообразив, что оскорбил Диккенса упоминанием о преклонном возрасте. – Они же лишили его пенсии! Ясное дело, он никогда не сможет занять прежний пост в обновленной, современной лондонской полиции!
– Сможет, дорогой Уилки, сможет… если отдаст под суд предполагаемого вожака шайки убийц, на счету которого не одна сотня жертв. Филд еще много лет назад научился использовать городские газеты в своих интересах, и он непременно сделает это сейчас.
– Значит, Чарльз, вы разделяете мнение инспектора, что Друд является убийцей и предводителем шайки убийц?
– Я не разделяю никаких мнений инспектора Филда, – отрезал Диккенс. – Я просто пытаюсь объяснить вам одну вещь. Скажите, друг мой, вам нравится платоновский Сократ?