Друд, или Человек в черном

Так продолжалось все три дня, что я провел с матерью – вернее, с пронзительно визжащим, бьющимся в конвульсиях, корчащимся от дикой боли существом, которое в прошлом было моей матерью, – в коттедже в Саутборо близ Танбридж-Уэллса.

Слава богу, Чарли все время находился там – миссис Уэллс наверняка оставила бы свои обязанности сиделки, не будь между нами такого буфера. Если Чарли и задавался вопросом, почему мы с миссис Уэллс стараемся ни минуты не оставаться наедине, он так ничего и не спросил. В пятницу приехал Фрэнк Берд – он снова сказал, что надежды нет, и сделал матери укол морфия, чтобы она заснула. Вечером, перед своим отъездом, он сделал укол морфия и мне. Наверное, то были единственные несколько часов тишины, когда бедный Чарли, мучимый желудочными резями, смог наконец немного поспать, оставив мать под присмотром миссис Уэллс.

* * *

Я пытался работать, пока находился в материнском доме. Я привез с собой лакированную оловянную коробку с черновыми записями, заметками, выписками из энциклопедии и часами сидел за крохотным столом у окна, но в моей правой руке, казалось, совсем не было сил. Чтобы макнуть перо в чернила, мне приходилось перекладывать его в левую руку. Но слова все равно не лились на бумагу. Три дня кряду я тупо смотрел на белый лист бумаги, не оскверненный моей писаниной, если не считать трех-четырех корявых строчек, вымаранных мной в конечном счете.

Через три таких бесплодных дня мы с братом перестали делать вид, будто мое присутствие там необходимо. Матери становилось гораздо хуже, когда я к ней приближался; стоило мне войти к ней в спальню, она начинала корчиться, биться в судорогах, пронзительно вопить, и у меня тоже боль неуклонно усиливалась, покуда я не падал в обморок или не удалялся прочь.

Чарли упаковал мои вещи и отвез меня обратно в Лондон на послеполуденном курьерском. Перед отъездом он отправил Фрэнку Берду и моему слуге Джорджу телеграммы с просьбой встретить нас на станции – чтобы усадить меня в наемный экипаж, понадобились соединенные усилиях всех троих. Когда меня на руках втащили в дом и понесли наверх, в мою спальню, от внимания моего не ускользнуло, каким взглядом смотрела на меня Кэролайн, – во взгляде том читались тревога и жалость, но также смущение и презрение, возможно даже, презрение, граничащее с отвращением.

Берд сделал мне дополнительный укол морфия, и я провалился в глубокий сон.

Пробудись в благости!

Ты пребываешь в благости!Гор из Эдфу пробуждается к жизни!Боги восстают ото сна, дабы поклониться духу твоему,О, священный крылатый шар, взмывающий в небо!Ты, пронзающий небо огненный шар,Каждый день заливаешь землю светом с востока,А потом скрываешься на западе, дабы провести ночь в Иунете.О ты, Гор из Эдфу,

Который пробуждается в благости,Великий бог неба в многоцветном оперенье,Восстающий над горизонтом,Огромный крылатый шар, охраняющий святилища!И ты пробудись в благости!Айхи, который пробуждается в благости,Великий бог, сын Хатхор,Возвеличенный Златоликим из Нетеров!

Пробудись в благости!В благости!Айхи, сын Хатхор, пробудись в благости!Прекрасный лотос Златоликого!И ты пробудись в благости!Пробудись в благости, Харсиесис, сын Осириса,Бесспорный наследник, потомок Всемогущего,Порожденный Уненнефером Победоносным!

И ты пробудись в благости!Пробудись в благости, Осирис!Великий бог, пребывающий в Иунете,Старший сын Геба!И ты пробудись в благости!Пробудитесь в благости, Нетеры, и Нетеруты,И Эннеады, окружающие Всевеличайшего!И вы пробудитесь в благости!

Я пробудился в темноте, в мучительных корчах и в совершенном смятении.