Друд, или Человек в черном

Такого рода нападки меня нисколько не задевали. Я знал, что книга будет хорошо продаваться. Кажется, я уже говорил вам, дорогой читатель, что издатель заплатил мне пять тысяч фунтов — на тот момент рекордный для меня гонорар, остававшийся таковым еще многие годы, — причем заплатил еще прежде, чем я приступил к работе над романом. Я издал «Армадейл» выпусками в американском журнале «Харперз мансли», и он не только пользовался там бешеным успехом, но и спас журнал от полного банкротства, как впоследствии написал мне редактор. Публикация романа в английском «Корнхилле» имела равно оглушительный успех, что вызвало у Диккенса известную ревность, как вы уже поняли по отдельным его высказываниям, приведенным мной в рассказе о прошлом Рождестве в Гэдсхилле. Я не сомневался, что сумею переделать «Армадейл» в пьесу, которая станет для меня еще более существенным источником дохода, чем сама книга.

Огромный гонорар, авансом выплаченный мне Джорджем Смитом из «Смит, Элдер энд Компани», едва не разорил издательство, несмотря на отличные продажи моего двухтомника, но данное обстоятельство меня мало касалось. Тем не менее, оно меня порядком расстроило, поскольку означало, что следующий свой роман — независимо от его содержания — мне почти наверняка придется публиковать в диккенсовском «Круглом годе», как и предрекал упомянутый писатель/редактор во время нашего рождественского ужина. Я расстраивался не столько потому, что там мне выдадут значительно меньшую сумму авансом (Диккенс, Джон Форстер и Уиллс страшно скаредничали, когда дело доходило до выплат любому автору, кроме Неподражаемого), сколько потому, что Диккенс снова станет моим редактором.

Однако я по-прежнему пребывал в безмятежной уверенности, что недоброжелательные отзывы на мой роман ничего не значат. Критики и рецензенты просто не были готовы к появлению такой героини, как моя femme fatale

[8] Лидия Гвилт из «Армадейла». Лидия не только всецело доминирует в произведении, как ни один из литературных женских персонажей, доныне известных, но и обрисована гораздо более выпукло и выразительно, чем любая из женщин, которых изображал или когда-либо изобразит в своих сочинениях Чарльз Диккенс. Всесторонний объемный портрет Лидии Гвилт — пусть коварной и жестокосердной, на взгляд невнимательного читателя или бестолкового рецензента, — стал подлинным tour de force.[9]

Да, к слову о жестокосердных женщинах: Кэролайн Г*** выбрала именно жаркое лето 1866 года, чтобы предъявить мне ряд претензий.

— Почему ты не хочешь подумать о женитьбе, Уилки? Ведь ты представляешь меня как свою жену всем или почти всем своим друзьям, бывающим у нас. Я для тебя и хозяйка дома, и корректор, и экономка, и любовница. Все твои знакомые знают, что мы живем как муж и жена. Давно уже пора воплотить в реальность такое о нас впечатление.

— Если ты меня хоть чуточку знаешь, дорогая Кэролайн, — сказал я, — значит, ты знаешь, что мне наплевать на впечатления и мнения других людей.

— Но мне не наплевать, — звенящим голосом заявила женщина, с которой я прожил последние двенадцать лет. — И Хэрриет уже стукнуло пятнадцать. Ей нужен отец.

— У нее был отец, — невозмутимо промолвил я. — Он умер.

— Когда малютке был всего годик! — прокричала Кэролайн. Она балансировала на тонкой грани между слезами и гневом, истерикой и здравомыслием — женщины часто доходят или умышленно себя доводят до такого состояния. — Хэрриет превращается в девушку. Она скоро выйдет в свет. Ей нужно твое имя.

— Глупости! — фыркнул я. — У нее вполне нормальное имя и вполне нормальный дом. Она всегда будет пользоваться моей поддержкой и нашей любовью. Чего еще может желать разумная юная женщина?

— Ты обещал, что мы купим или снимем особняк на Глостер-плейс в этом или следующем году, — прохныкала Кэролайн.

Я на дух не переношу женское нытье. Все мужчины, дорогой читатель, на дух не переносят женское нытье. Так было испокон веков. Разница лишь в мужской реакции на него: только очень и очень немногие мужчины, к числу которых отношусь я, отказываются поддаваться на подобный эмоциональный шантаж, весьма тягостный для слуха.

Я взглянул на нее поверх очков.

— Я сказал, что рано или поздно мы там поселимся, голубушка моя. И так оно и будет.

— Откуда такая уверенность? — раздраженно осведомилась Кэролайн. — Я еще раз встретилась с миссис Шернволд, пока ты весело проводил время с Диккенсом в Бирмингеме. Она говорит, что подумала бы о продаже или сдаче внаем своего дома, если бы ее холостой сын не собирался вернуться из Африки через год-полтора, а она обещала оставить дом ему.

— Положись на меня, милая, — сказал я. — Я обещал купить вам с Хэрриет особняк на Глостер-плейс — и сдержу свое слово. Ты можешь припомнить хоть один случай, когда я не оправдал бы твоих ожиданий, глупышка?