Ун ре-а Птах, уау нету, уау нету, ару ре-а ан нетер нут-а,
И арефм Джехути, мех апер ем хека, уау нету, уау нету, ен Сути сау ре-а,
Хесеф-ту Тем утен-неф сенеф саи сет.
Ун ре-а, апу ре-а ан Шу ем нут-еф туи ент баат ен пет енти ап-неф ре ен нетеру ам-ес.
Нук Секхет! Хемс-а хе кес амт урт аат ент пет.
Нук Сакху! Урт хер-аб байу Анну.
Ар хека неб т'етет неб т'ету ер-а сут. Аха нетеру ер-сен паут нетеру темтиу.
О Птах, даруй мне голос! Сними печать, сними печать, что наложили на мои уста малые боги.
Войди в меня, о Джехути, носитель Хека, исполненный Хека!
Сними печать, сними печать Сути, сковывающую мои уста.
О Тем, изгони прочь всех, кто препятствует мне!
Даруй мне голос! О Шу, отверзни мои уста божественным железным орудием, что наделило богов голосами.
Я Секхет! Я охраняю западное небо.
Я Сакху! Я сторожу души, обитающие в Анну.
О боги и дети богов, услышьте мой голос и восстаньте на тех, кто не желает внимать мне!
Стремительным, плавным движением он чертит в воздухе кинжалом вертикальную линию справа от меня.
—
Добрая сотня голосов, принадлежащих существам, что находятся вне моего поля зрения, хором выкрикивает:
—
Друд поворачивается в сторону, куда обращены мои ноги, и снова чертит в воздухе вертикальную линию.
—
Хор бестелесных голосов вторит:
—
Друд поворачивается налево и опять чертит в воздухе клинком вертикальную линию.
—
Друд направляет острие кинжала на меня и чертит вертикальную линию в воздухе, насыщенном, как я теперь замечаю, дымом и ароматом курений.
—
Незримый хор испускает протяжный, заунывный вопль, похожий на вой шакальей стаи в полночь на нильском берегу:
—
Друд улыбается и ласково произносит:
— Мис-с-стер Уилки Коллинз-з, теперь вы можете пошевелить головой, но только головой.
Внезапно ко мне возвращается способность движения. Я не могу приподнять плечи, но свободно поворачиваю голову вправо-влево. Очков на мне нет. Все, что находится дальше десятка футов, словно подернуто туманной дымкой: мрамор, уходящие в темноту колонны, шипящие жаровни, десятки фигур в балахонах с капюшонами.
Мне не нравится этот опиумный сон.
Хотя вслух я этого не говорю, Друд запрокидывает голову и хохочет. Золотое ожерелье на тощей шее блестит в свете свечей.
Я отчаянно пытаюсь пошевелить конечностями, но все без толку: одна лишь голова слушается меня. Я плачу от сознания собственного бессилия, перекатывая голову из стороны в сторону, и слезы льются на белый алтарь.
— Мис-с-стер Уилки Коллинз-з, — вкрадчиво мурлычет Друд. — Хвала владыке ис-с-стины, чей храм сокрыт от взоров, из чьих очей вышло человечес-ство, из чьих у-с-ст на свет появились боги. Кто выс-с-сок, как небо, необъятен, как земля, глубок как море.
Я пытаюсь закричать, но челюсти, губы и язык по-прежнему не повинуются мне.
— Теперь можете заговорить, мис-с-стер Уилки Коллинз, — произносит Друд.
Он обошел алтарь и сейчас стоит справа от меня, обеими руками держа кинжал с кроваво-красным острием на уровне груди. Фигуры в балахонах с капюшонами подступают ближе и выстраиваются полукругом за ним.
— Ах ты сволочь! — ору я. — Чужеземный выродок! Вонючий кусок египетского дерьма! Это
Друд снова улыбается. Сизый дым от жаровен и курильниц клубится вокруг мертвенно-бледного лица.
— Мис-с-стер Уилки Коллинз, — шепчет он, — надо мной прос-с-стирается Нуит, богиня Неба. Подо мной прос-с-стирается Геб, бог Земли. По правую мою руку находится Ас-ст, богиня Жизни. А по левую руку — Ас-сар, бог Вечности. Передо мной — перед вами — возвышается Херу, возлюбленный С-сын и С-скрытый С-свет. За мной и над всеми нами с-сияет Ра, чьих имен не знают даже боги. А теперь умолкните.
Я пытаюсь закричать, но опять не могу издать ни звука.