Друд, или Человек в черном

В начале октября Диккенс пригласил меня провести в Гэдсхилле несколько дней во время последнего визита Филдсов перед их возвращением в Бостон. Я уже довольно давно не получал приглашений остаться на ночь в доме Диккенса. Честно говоря, со времени мартовской премьеры «Черно-белого», когда Неподражаемый выказал мне поддержку и одобрение, мы с ним виделись довольно редко и держались друг с другом крайне официально (особенно по сравнению с теплой доверительностью наших отношений в прошлом). Хотя мы продолжали подписывать наши письма словами «любящий вас», никакой любви с одной и другой стороны, похоже, уже не осталось.

По дороге в Гэдсхилл я задумчиво смотрел в окно вагона, размышлял об истинных причинах приглашения и соображал, что бы такое рассказать Неподражаемому, чтобы он удивился. Мне нравилось удивлять Диккенса.

Я мог бы поведать о своей экскурсии в Город-над-Городом, состоявшейся четыре месяца назад, девятого июня, когда они с Филдсом, Долби и Эйтинджем бегали по трущобам под охраной своего полицейского, но это было бы чересчур. (Вдобавок как бы я объяснил, почему таскался за ними по пятам первую половину вечера?)

Конечно, я премного удивил бы Диккенса, Филдсов и любых других приехавших на уик-энд гостей рассказом об «очаровательных» гримасах, гуканье, лепете своей новорожденной дочки Мэриан и прочими дешевыми умильными историйками, какие принято рассказывать о младенцах, но это определенно было бы чересчур. (Чем меньше Чарльз Диккенс и его подпевалы да лизоблюды будут знать о моей частной жизни, тем лучше.)

Так чем же его развлечь?

Я непременно сообщу всем, что работа над «Мужем и женой» продвигается весьма успешно. Если мы с Диккенсом окажемся наедине, я расскажу о письмах, которые миссис Элизабет Хэрриет (Кэролайн) теперь пишет мне почти каждый месяц, — об ее эмоциональном отчуждении от мужа и рукоприкладстве неотесанного водопроводчика. Письма Кэролайн служили благодатным материалом для моего романа. Мне оставалось только заменять малообразованного скота-водопроводчика на высокообразованного скота-оксфордца (если вдуматься, между этими двумя категориями мужчин нет особой разницы) — и случаи побоев, издевательств, запирания в погребе, описанные Кэролайн, мигом становились эпизодами из жизни моей высокородной, но неудачно вышедшей замуж героини.

Что еще?

Если мы проведем наедине достаточно долгое время и хотя бы отчасти восстановим прежнюю взаимную доверительность, я смогу поведать Чарльзу Диккенсу о ночном визите, нанесенном мне девятого июня молодым человеком, которого он вытащил из под обломков на месте Стейплхерстской катастрофы ровно четыре года назад, — нашим мистером Эдмондом Диккенсоном.

Диккенсон не только развалился в моем кресле за письменным столом и положил ноги в грязных ботинках на выдвинутый нижний ящик — наглый щенок еще успел подняться в мою спальню, отпереть там чулан и принести вниз восемьсот страниц с описанием моих сновидений о богах Черной Земли, написанных убористым косым почерком Второго Уилки.

— Что означает это вторжение? — резко осведомился я.

Моя попытка взять властный тон, вероятно, несколько потеряла в убедительности от того, что даже в плаще я промок насквозь, точно бездомный кот под ливнем, и сейчас с меня ручьями стекала вода на пол и персидский ковер.

Диккенсон рассмеялся и уступил мне кресло (но рукопись не отдал). Мы двое обошли стол с разных сторон, двигаясь осторожно, как затеявшие драку поножовщики в нью-кортской таверне.

Я уселся в свое рабочее кресло и задвинул нижний ящик стола, а Диккенсон плюхнулся в гостевое кресло, не спросив позволения. Мокрый плащ подо мной противно похлюпывал при каждом моем движении.

— Вид у вас преплачевный, если мне будет позволено заметить, — сказал Диккенсон.

— Пусть вас это не беспокоит. Верните мне мою собственность.

Диккенсон взглянул на пачку страниц в своих руках и состроил гримасу удивления.

— Вашу собственность, мистер Коллинз? Вы отлично знаете, что ни ваши сновидения о Черной Земле, ни данные записи не принадлежат вам.

— Принадлежат. И я хочу получить свою собственность обратно.

Я вынул из кармана пистолет Хэчери, упер в столешницу основание тяжелой ложи, или рукояти, или ручки, или как там эта штуковина называется и обеими руками оттянул назад массивный курок до щелчка. Дуло было направлено прямо в грудь Эдмонда Диккенсона.

Несносный юнец расхохотался. Я снова увидел, какие странные у него зубы: в Рождество 1865 года они были белыми и здоровыми. Интересно, они сгнили и раскрошились с тех пор или же сточены до таких вот острых пеньков?

— Это ваш почерк, мистер Коллинз?

Я заколебался. Друд встречался со Вторым Уилки год назад, в эту самую ночь. Друдов приспешник, сидящий передо мной, наверняка знает об этом.

— Отдайте рукопись, — сказал я. Теперь я держал палец на спусковом крючке.

— Вы намерены застрелить меня, коли я не отдам?

— Да.

— А зачем вам убивать меня, мистер Коллинз?