Друг апрель

Двадцать пятое. Хождения тоже хорошо время убивают. А год назад они были на Темных озерах. И видели, как сгорел спутник. Она тогда еще взялась спорить — спутник это или нет, говорила, что это самое обыкновенное НЛО. А он смеялся. Это была странная ночь. Небо пылало белым огнем, а затем пошел дождь. Редкие сияющие капли, похожие на светлячков. С неба падали миллионы светлячков, лес, и вода, и даже камни лучились мягким жемчужным светом…

«Уазик» выскочил из-за поворота. Аксён хотел опрокинуться в заросли, но было поздно — его заметили — «Уазик» моргнул маячком и бибикнул.

Аксён поморщился, встречаться с милицией ему совершенно не хотелось.

Машина остановилась, и из нее выбрался Савельев. Без формы, в каком-то масляном трактористском комбинезоне, в сапогах. И рыбой от него пахло почему-то, электроудил, наверное.

— Здравствуй, Иван, — Савельев протер руки о штаны, чище не стали ни штаны, ни руки.

— Здравствуйте, — сказал Аксён как можно безразличнее.

— Все гуляешь?

— Почему же гуляю, тренируюсь.

Савельев хихикнул.

— И в чем же ты тренируешься? — он больно ткнул в Аксёна пальцем. — Готовишь Боевую неделю? Или Боевой месяц? Или вообще, кирдык нам приготовляешь?

— В спортивной ходьбе, — ответил Аксён. — Это самый перспективный вид. А про драки я уж и думать забыл, вы же знаете, мне и доктора не велят…

— Доктора… Ваша семейка на все, что угодно способна…

— Это предубежденье, дядя Миша. Просто городские не любят ломовских, считают, что мы дикари. А мы обычные люди. Законопослушные граждане.

— Ага, — хмыкнул Савельев. — Конечно, законопослушные… От вас все стонали тут! Пройти нельзя было! Народ вас выселять собирался, еле…

— А я вот в спортивной ходьбе упражняюсь, — перебил Аксён. — Живу, не парюсь, с прошлым покончил.

— Короче, Иван, — Савельев подобрался. — Я вижу, ты не поумнел. И если уж никто тебе этого не скажет, так я скажу…

Аксён нарисовал на лице внимание.

— Брат твой у нас на заметке, — Савельев нахмурился. — И он сядет. Рано или поздно, это я могу точно сказать.

— А вдруг нет? — улыбнулся Аксён. — А вдруг он перекуется?

— Сядет, — заверил Савельев. — А как выйдет, снова сядет. И потом опять. Короче, топтать ему не перетоптать… Мать ваша…

Савельев замолчал.

Достал папиросы, закурил.

Аксён тоже молчал. Ждал. Участковый в два затяга высосал «Приму», потушил бычок о бампер «Уазика». Подумал.

— Ваша мать… Она была очень… Короче, Иван, так. Держись подальше от Чугуна, так будет для тебя лучше…

— С удовольствием, — Аксён поклонился. — Вы только Чугуна посадите, и я буду держаться от него подальше.

Савельев махнул рукой и стал забираться в «уазик».

— Вы только его пореальнее куда-нибудь законопатьте, в Нарьян-Мар…

— Почему вы такие дураки?! — Савельев хлопнул дверцей. — Почему в вашем возрасте все такие дураки?!

— Мы…

Савельев запустил двигатель. Высунулся наружу:

— До дому-то подвезти?

— Спасибо… Я же тренируюсь… Каждый день приходится по двадцать километров проходить, между прочим…

— Ладно… Я в Неходи живу, ты знаешь… Если что, приходи.

«Уазик» дернулся и укатил.

Больше гулять не хотелось, но Аксён прошлепал еще около километра. Для убийства времени.

Как-то раз она подарила ему цепочку…

Глава 5

В конце августа ее отец вдруг приехал в гости. На машине. На джипе, старом, но настоящем. Почти неделю шли дожди, и разъезд был сухопутно почти не досягаем, но дядя Федор добрался. Важное дело.

Они с матерью устроились на крыльце и стали пить чай, мать по этому поводу растопила самовар и стряхнула с печки шишки, чтобы все было по настоящему, и даже достала из холодильника покровский пряник — это говорило о том, что визит не просто таковский. Иван прятался за колодцем, важные визиты нельзя было пропускать мимо ушей.

Дядя Федор сказал, что его несколько волнует Ваня. Он странный. И для своих восьми лет ведет себя необычно. Не по детски. Ладно бы он бодался со сверстниками, это в чем-то нормально. Но он воюет и со взрослыми. И всегда побеждает. Пребывает в постоянном состоянии конфликта с окружающими.

Мать ответила, что ничего удивительного тут нет, старший ее сын в этом возрасте был точно таким же. И муж. Тот вообще никогда не проигрывал и получал все, что ему хотелось, это его и сгубило.

Дядя Федор заметил, что Ваня никогда не смеется. Он знает его уже почти четыре года, и ни разу не видел, как он улыбался. Это все-таки как-то нехарактерно для детей, дети должны ныть, безобразничать…

А он только воюет.

Мать промолчала. Или сказала что-то уж совсем негромко, Иван не услышал. Он попробовал улыбнуться. Ничего, получилось. Лицо сложилось правильно, как надо. Все у него с улыбкой в порядке, улыбается он нормально…

Отец Ульки закурил, какие-то крепкие папиросы, Иван чуть не закашлялся. Дядя Федор сказал, что вообще ему Иван очень нравится. А после случая с сенбернаром он очень рад, что у Ульяны есть такой друг. Надежный и верный. Раньше его немного пугало, что Иван так зациклен на Ульяне. Что они все время вместе, что она слушает его больше, чем собственного отца, но теперь они, ну, он и мать Ульки, считают это нормальным.