Друг апрель

— А вообще, хорошая идея — с проволокой, мне нравится. Ладно, карамазовы, хорошо погуляли.

— Угу, — Аксён уже понял, что хорошим поход не закончится — еще бы — сто евро!

— Теперь я себе уж куплю, — Тюлька закрыл глаза, — я себе куплю…

— Гони бабло, покупатель, — хрипло сказал Чугун. — И живо!

Тюлька глядел с обиженным удивлением.

— Что смотришь, гони бабки! — повторил Чугун.

— Ты же обещал… Ты же говорил на три части…

— Я тебя предупреждал, — напомнил Аксён. — Что верить ему нельзя.

— Бабки! — Чугун протянул руку.

Тюлька помотал головой. С деньгами расставаться не собирался.

— Тебе что, жить насрать?!

Глаза у Чугуна сделались узкие и бешенные.

— Не дам, — ответил Тюлька. — Не дам! Ты сам говорил, я смогу на «Сони» заработать… Это сто… евро.

— Да ты знаешь, сколько «Сони» стоит? — хмыкнул Чугун. — Да тебе таких бумажек еще десять штук надо…

— Не ври, — негромко произнес Аксён.

— Что?!

— Не ври, говорю. Это сто евро. Примерно три тысячи пятьсот рублей, хватит и приставку купить и еще останется.

— Так значит… — Чугун принялся кусать губу. — Так, значит…

— Значит так. Ты Тюльке обещал, теперь выполняй.

— Я ему сейчас…

Начал разворачиваться Чугун.

Тюлька быстро свернул бумажку и сунул ее в рот.

— Ах ты Буратино пластмассовый… — охнул Чугун. — Сейчас я эту бумажку вместе с зубами… Вместе с языком…

— Я проглочу! — прошамкал Тюлька. — Точно проглочу…

Чугун достал ножик.

— Давай, глотай. Поупражняемся в хирургии…

Кубики, думал Аксён. Два-четыре-единичка.

Глава 8

Теперь Иван дрался со старшими. С младшими ему было неинтересно, ну, разве если они объединялись против него в коалицию. Тогда да, тогда еще ничего, главное, чтобы не меньше пяти. С тремя сверстниками он справлялся легко, лучше пять. Пятеро иногда его еще били, ну, если, конечно, умели драться правильно.

Пятеро. И чтобы она видела.

Это было чрезвычайно полезно.

В третьем их развели по разным классам. «А» класс изучал английский, «Б» ничего из языков пока не изучал, а потом его приписывали к немецкому, и это Ивана весьма радовало — на четыре урока в неделю меньше.

Ее, как отличницу посадили на третью парту, почему-то, видимо, в воспитательных целях к ней прибавили Чайкина, второгодника, хулигана и жиртреста. И дальше было как всегда, одна и та же история, Иван даже не удивился. Он уже давно заметил, что к ней все привязывались. Просто обожали привязываться. В классе было множество девочек, но цеплялись только до нее.

Но он был всегда рядом. Даже если сидел на чтении на втором этаже под злобным фикусом.

В первый же день этот Чайкин совершил серьезную ошибку. Даже две. Он ущипнул ее за бок, затем намекнул, что если она не будет помогать ему с природоведением, то щипать он будет еще сильнее. И чаще. Каждый час. А потом еще поколотит.

Он заглянул в ее класс на большой перемене. Она протирала доску, Чайкин карябал парту, Иван оглядел его и приятно удивился. И обрадован. Не перевелись еще люди, способные на безумства! Впрочем, Чайкин действительно не отличался умом, не исключено, что его поступок был продиктован как раз этим.

Иван подошел к нему и улыбнулся. Чайкин был, конечно же, выше. И крепче. И запястья. Впрочем, это было совсем неважно, совсем-совсем, через пять минут Чайкин сидел на подоконнике и ел землю из горшка. Герань он съел до этого. Иван хотел заставить его съесть кактус, но решил быть гуманным, ограничился геранью. Девчонки визжали, она в ужасе прикрывала рот, но он видел, что она им гордится.

Чайкин плакал. Но Иван не видел этого, он наблюдал за остальными. Остальные должны были смотреть. И запоминать. Он выстроил их вдоль стены и велел запоминать.

Наверное, в тот день Чайкин не ограничил бы свой завтрак одним горшком, учительницы начальных классов чрезвычайно любят цветы, и зеленые насаждения, вообще, горшков на подоконнике стояло еще много. Но ему повезло — в класс заглянул физкультурник.

Потащили к директору. Вызвали мать. Ругали. Но с тех пор никто с ней не садился. Даже в столовой. Даже девочки — они тоже боялись. И завидовали. Потому что с ним она могла никого не бояться. Потому что такого, как он больше не было.

Как в садике.

Ей нравилось это. Спокойно. Удобно. Потому что его боялись даже учителя. В четвертом классе она получила четверку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятерки, а тут вдруг вот. Нет, дома ее не ругали, ей самой было неприятно. ЧетЛюбка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог ее успокоить. Никак-никак. Рассказывал про Чугуна, обычно от чугуновских историй она начинала смеяться. Пошел Чугун на рыбалку, а у него вместо рыбы лягушки стали клевать, а что с лягушками делать? Или пошел Чугун за грибами, набрал одних мухоморов, а дома пожарил их со сметаной. И так ему плохо стало…

Но тут даже приключения Чугуна не помогали, она все плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у нее лопнут. Тогда он попросил дневник.

Она перепугалась, решила, что он хочет четверку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, все будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.