Другая Элис

Рамблбрук не открывал тетрадь и не заглядывал туда уже много лет, она давно хранилась в застекленной витрине. Ему не нужно было смотреть, он помнил незаконченную историю слово в слово. Он воспринимал это как свой долг, поскольку именно он помешал ее завершению. Несколько раз он пытался дописать ее сам, но так и не продвинулся дальше пары страниц. Рамблбрук не был писателем и понимал, что никогда не сможет это сделать.

Чувство вины привело его к одержимости. Он стал задумываться о других незаконченных историях, существующих в мире, и том, почему они были не закончены. Может, какой-то столь же дурной человек, как он сам, помешал довести историю до финала? Рамблбрук начал поиски, и его коллекция стала расти.

Это оказалось на удивление легко. Нужно было только поразмыслить, где эти истории получить. Он завел дружбу с писателями. Он нашел работу – стал помогать людям при переездах, кроме того, чистил и освобождал дома после смерти хозяев. Истории находились повсюду: под кроватями, в ящиках комодов, в коробках на чердаках. Если не удавалось взять их, получив разрешение, он делал копии, фотографировал, а при случае и крал, если можно было выйти сухим из воды. Истории, сочиненные детьми, истории, написанные взрослыми, даже истории известных писателей. Он собирал все, что попадалось ему под руку, всеми правдами и неправдами, даже не задумываясь, зачем это делает, пока однажды не оглядел свою коллекцию и не увидел, насколько она велика. Тогда он понял, что пришло время представить ее другим. Ведь для чего нужны истории, если о них никто не знает?

Рамблбруку нравился его замысел. Нравилось думать, что он помогает незаконченным историям найти свое место. Хотя, конечно, некогда совершённое так не исправить, но можно было немного облегчить муки совести. Это будет музей, решил он. Музей неоконченных историй, единственный в своем роде. Место, где хранятся все сюжеты, где им будет воздано должное.

Охваченный возбуждением, Рамблбрук не отдавал себе отчета в том, что его затея опасна: ведь истории – это нечто вроде магии и некоторые из них очень сильны. Иногда сильны настолько, чтобы ожить. И что среди каждых десяти, двадцати или пятидесяти историй, достойных быть поведанными, может оказаться одна, которую вообще не следовало начинать. Родившаяся в извращенном и порочном уме, сочиненная только ради того, чтобы дать выход злу.

И такая история попала в музей.