Другая жизнь

    Когда швейцар растворил перед дамами дверь в ресторан, было такое ощущение, что невестой из всех них является принцесса, а не какая-либо другая девушка. Причём невеста эта была на самых первых смотринах, так сильно она заволновалась и зарделась. Настоящая же виновница и близко ничего такого не ощущала. Матильда, как и всегда, ступала гордо, важно, с высоко поднятой головой, лениво и равнодушно поворачивающейся то в одну, то в другую сторону. Она намеренно оттягивала момент, когда нужно будет посмотреть на своего жениха, не потому что, ей не хотелось этого, а потому что она не желала, чтобы он думал, будто ей этого хочется. Он в свою очередь тоже не торопился встретить будущую жену глазами. Их взаимное отсутствие интереса друг к другу было не броским, но весьма заметным. Беллона не удержалась от мысли, каким же образом и по каким причинам тогда они обручились? Она-то подумала, что Джордан влюбился в Матильду! Что за холод и отчуждённость между ними? Или ей это всё только кажется? Матильду, казалось, ни капли не волновал тот факт, что её будущий муж с большим вниманием относится даже к её матери, нежели к ней. На неё были устремлены две другие пары глаз – барона Ван Стройера и шевалье ля Мерлоута. Оба полные обожания, восхищения, вожделения. Когда они перестали непрерывно лицезреть предмет своей немой страсти, Августин и Густаво с завистью и досадой посмотрели на своего брата по ордену, который вскоре должен был стать обладателем этих прелестей. Раньше они не посмели бы даже пренебрежительно подумать о нём, но когда, нарушив их устав, традиции и внутренние законы, он, кто был их наставником и должен был стать главным учителем, объявил о своём решении венчаться, все братья, если и не отвернулись от него, то осудили про себя точно. И теперь, одновременно желая и не желая оказаться на его месте, оба кавалера тихо его недолюбливали. Парис, князь Вальядов, со стороны наблюдал всех присутствующих. Ему больше по душе была королевская дочь, но он, видя, что она смотрит либо себе под ноги, либо в противоположную сторону от него, не стал вести себя откровенно, как его товарищи. Как и все ему подобные орденоносцы, больше всего в жизни ценя таких женщин, как Стелла Нордмунская и мечтая заполучить себе, если не её саму, то хотя бы её родственницу, рыцарь был бы не прочь оказаться в недозволительной близости с принцессой. Однако, заметив ещё в прошлое посещение Феира, что она испытывает слабость к Дереку Аморвилу, Парис предпочёл не вмешиваться, чтобы не выглядеть глупо и не попасть под горячую руку Карлеалей. В свои двадцать шесть лет, он был невероятно проницательным. Его интуиция была сильнее всякой логики и разума, которые, кстати говоря, также были у него на высшем уровне. Он подчинил им все свои чувства и, порой, можно было подумать, что их у него совсем нет. Но не будем уходить всё дальше и дальше от главной темы. Все участники сцены приветствия, за исключением Беллоны и графа Аморвила, были лишь фоном, серой стеной, на которую повесили необычайно живописную картину с сюжетом, играющим всеми возможными красками ощущений, радости и счастья. Девушка вновь испытывала те мгновения экстаза, которые порой приключаются с людьми в редкие минуты, когда им начинает светить удача. В тёмно-зелёном платье, ткань которого была словно хамелеон – при разном освещении, она меняла насыщенность и оттенок – Беллона напоминала маленькую лесную фею, пробудившуюся по весне, чтобы приказать цветам зацвести, а деревьям стряхнуть с себя зимний сон. Дерек встал прямо напротив неё, чуть откинув голову назад и приоткрыв губы, из-под которых светились белоснежные жемчужины зубов. Шляпы на нём в этот раз не было, и волосы свободно разметались по плечам. Принцесса с трудом удерживала себя, чтобы вот так запросто не подойти и не обнять его, чтобы не сказать ему что-нибудь при всех, чтобы не коснуться его ненароком. Немного постояв, все, наконец-то, сели. Когда Беллона поняла, что может смотреть на возлюбленного бесконечно и это всё равно не удовлетворит её, она решила отвлечься от созерцания его красоты, которая так сильно притягивала её одну, а может, и не только. Посмотрев на всех сидящих за столом, Беллона, не без облегчения, констатировала тот факт, что здесь только олтернские рыцари и Сержио среди них нет. Он бы, несомненно, снова начал строить препоны, а, самое страшное, позже рассказал бы об этом всём наследнику. Впрочем, его можно было бы просить не делать того или иного, и он бы это выполнял, но принцесса уставала бороться с его ревностью, прикрытой видом благородной заботы.