Читаем Другие берега полностью

В мае 1940 года мы опять увидели море, но уже не на Ривьере, а в Сен-Назере. Там один последний маленький сквер окружил тебя и меня и шестилетнего сына, идущего между нами, когда мы направлялись к пристани, где еще скрытый домами нас ждал «Шамплен», чтобы унести нас в Америку. Этот последний садик остался у меня в уме как бесцветный геометрический рисунок или крестословица, которую я мог бы легко заполнить красками и словами, мог бы легко придумать цветы для него, но это значило бы небрежно нарушить чистый ритм Мнемозины, которого я смиренно слушался с самого начала этих замет. Все, что помню об этом бесцветном сквере, – это его остроумный тематический союз с трансатлантическими садами и парками; ибо вдруг, в ту минуту, когда мы дошли до конца дорожки, ты и я увидели нечто такое, на что мы не тотчас обратили внимание сына, не желая испортить ему изумленной радости самому открыть впереди огромный прототип всех пароходиков, которые он, бывало, подталкивал, сидя в ванне. Там, перед нами, где прерывчатый ряд домов отделял нас от гавани и где взгляд встречали всякие сорта камуфляжа, как, например, голубые и розовые сорочки, пляшущие на веревке, или дамский велосипед, почему-то делящий с полосатою кошкой чугунный балкончик, – можно было разглядеть среди хаоса косых и прямых углов выраставшие из-за белья великолепные трубы парохода, несомненные и неотъемлемые, вроде того как на загадочных картинках, где все нарочно спутано («Найдите, что спрятал матрос»), однажды увиденное не может быть возвращено в хаос никогда.

Примечания переводчика к фотографиям

Подписи В. Набокова к фотографиям и рисункам приводятся по последнему иллюстрированному англоязычному изданию (Speak, Memory, 1966), которое было весьма расширено и исправлено по сравнению как с первым англоязычным

(Conclusive Evidence, 1951), так и со вторым, русским изданием («Другие берега», 1954), которое здесь воспроизводится. Таким образом, в случаях несовпадения сведений в тексте книги с подписями к фотографиям (например, в датах) последние нужно считать более достоверными.


Фото 1

…там размещалась датская миссия, а потом архитектурная школа. –

Вернее, Датская телеграфная компания (с 1922 по 1935 г.) и Ленинградский филиал Академии архитектуры (с 1948 по 1959 г.). В дальнейшем помещения первого этажа отошли Управлению по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. Второй и третий этажи заняло Управление бытового обслуживания.

Теперь там в нескольких комнатах ютится Мемориальный музей Набокова. Сведениями этими я обязан героической заведующей музеем Татьяне Олеговне Пономаревой.


Фото 14

Голотип — экземпляр, по которому описан весь вид.

Паратип — экземпляр, принадлежащий к изначальной серии данного вида, т. е. взятый в той же местности.

…голотип самца слева… и паратип самца справа… – В англоязычном издании 1966 года голотип и паратип переставлены местами, но это, должно быть, ошибка: в указанной Набоковым статье 1941 года сначала был пойман голотип (хотя так не всегда бывает).

…она тем не менее является большой и восхитительной редкостью. –

Эта бабочка впоследствии оказалась гибридом, и ее наименование (тоже помесь – coridon и теleager) не имеет официального статуса. Книга мемуаров оканчивается в Европе, но в Америке Набоков открыл, назвал и описал двадцать один новый вид бабочек, и еще пятнадцать названы в его честь другими энтомологами.


Геннадий Барабтарло

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука Premium

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное