Читаем Другие цвета полностью

Памук:Вторая книга относилась к жанру политического романа, но ее никак нельзя назвать пропагандистской. Я работал над ней — вообще я писал ее около двух с половиной лет и ожидал выхода первой публикации. Но в 1980 году в стране произошел военный переворот. И на следующий же день издатель романа «Джевдет-бей и сыновья» сообщил мне, что не собирается издавать его, хотя у нас был подписан договор. Я понял, что, даже если завтра закончу вторую книгу, военное правительство не допустит ее публикации в течение пяти или шести лет. Я размышлял: в двадцать два года я решил стать писателем и писал на протяжении семи лет, надеясь издать что-нибудь в Турции… И ничего. Сейчас мне почти тридцать, и нет возможности публиковаться. А в одном из ящиков стола лежат двести пятьдесят страниц незаконченного романа на политическую тему.

Поскольку я боялся впасть в депрессию, спустя несколько дней после того, как произошел переворот, я начал писать третью книгу, «Дом тишины». Когда наконец в 1982 году вышел «Джевдет», которого приняли хорошо, я работал именно над ней. Успех «Джевдета» означал, что я смогу опубликовать «Дом тишины», которую я пишу. Таким образом, третий роман издали раньше второго.

Корреспондент:Почему публикация романа оказалась невозможной в годы военного режима?

Памук:Потому что героями моего романа были революционно настроенные молодые люди, дети из состоятельных семей. Их родители предпочитали отдыхать на дорогих курортах, они жили в роскошных домах, и им нравилось чувствовать себя революционерами — сражаться, подозревать друг друга и планировать покушение на премьер-министра.

Корреспондент:

Революционно настроенная «золотая молодежь»?

Памук:Юнцы с привычками богатых людей и претензией на ультрарадикализм. Но я не осуждал их, напротив, я, скорее, романтизировал свою юность. Однако идеи о покушении на премьер-министра оказалось достаточно для того, чтобы книгу запретили.

И я ее не закончил. Но в процессе создания книги человек меняется, меняется личность писателя, и он уже не может писать как раньше. Каждая книга — это определенный период жизни автора, некий этап его духовного становления и развития. Нельзя войти в одну реку дважды, нельзя снова и снова возвращаться назад.

Корреспондент:Когда вы размышляете над идеей нового романа, его замыслом, структурой, что является для вас определяющим?

Памук:У меня нет рецепта на все случаи жизни, но я взял за правило никогда не повторяться. Вот почему многие читатели часто говорят мне: «Мне очень понравилась ваша книга. Как жаль, что остальные романы не похожи на нее» или «Мне никогда не нравились ваши книги, но эту я прочитал с удовольствием». В большей степени это относится к «Черной книге». Я люблю экспериментировать с формой, структурой, стилем, языком и настроением. Это своего рода вызов — каждый раз создавать совершенно разные, непохожие произведения.

Замысел романа может возникнуть вдруг, сам по себе.

Когда я задумывал «Меня зовут красный», я хотел написать о своем желании стать художником, но, к сожалению, не с того начал: я полностью сфокусировался на одном художнике. Затем я превратил этого художника в нескольких художников, работающих в одной мастерской. Концепция изменилась. Сначала я думал писать о современном художнике, но потом решил, что подобный персонаж может оказаться слишком уж примитивным, плоским, слишком подверженным влиянию западной культуры, поэтому я окунулся в историю, решив писать о художниках-миниатюристах. Так я нашел свой сюжет.

Некоторые сюжеты неизбежно влекут за собой определенные инновации формы или стратегии повествования. Иногда, например посмотрев какой-нибудь фильм или прочитав книгу, вы вдруг решаете написать рассказ от имени собаки или дерева. Так рождается идея, которой будет подчинено дальнейшее повествование или которая определит структуру произведения. И ты понимаешь: ты первопроходец, новатор.

Должен сказать, что замыслы романов я вынашиваю годами. Кое-что я обсуждаю с друзьями, кое-что записываю в тетради и храню их. Это не означает, что я непременно напишу книгу, но если я открываю записную книжку и начинаю делать какие-то заметки, именно так, как правило, и происходит. У меня могут быть идеи, я рассказываю о них моим близким друзьям, а потом, если я открываю тетрадь и начинаю записывать свои идеи, похоже на то, что я напишу этот роман. Случается, что я, заканчивая один роман, обдумываю сюжет другого и через пару месяцев начинаю работать над новой книгой.

Корреспондент:Многие писатели не любят говорить о книгах, над которыми работают в данный момент. Вы из их числа?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

История / Образование и наука / Публицистика
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное