Другие цвета

Без сомнения, за этими антиевропейскими настроениями, которые усиливаются от года к году, приобретая такие масштабы, каких и я предположить не мог, кроются усилия ряда турецких колумнистов, количество которых за последние годы резко возросло. Как правило, они пишут, что европейцы тоже применяют пытки, что в Европе тоже ущемляют в правах национальные меньшинства и нарушают права человека… Они поставили себе задачу напоминать общественности при каждом удобном случае, что европейцы не любят нас, турок, и нашу религию… Конечно, они делают это ради того, чтобы отвлечь общество и оправдать нарушения прав человека, запреты книг и репрессии против журналистов в нашей стране. При этом всю энергию и талант они тратят не на критику преступлений в нашей стране, а на то, чтобы возразить Западу, удостоившему их вниманием. Наверное, их можно было бы понять. Но эти действия привели к последствиям, которых они не ожидали. В потоках этих антиевропейских, антизападных и националистических тирад, звучащих в нашей прессе с завидным постоянством, праздничные застолья превратились в заседания, на которых каждый сидящий за столом пьет ликер и рассуждает о дьявольских проделках лживого Запада. Я три раза подряд встречал в гостях таких людей! Раньше люди с надеждой говорили, как в будущем мы будем еще ближе к Европе, а сейчас они только и говорят о зле, которое исходит от нее, причем в таких выражениях, которые можно услышать только на городских окраинах. Люди чувствуют интерес к политическому исламу, они внезапно перестали быть кемалистами и европейцами. Между тем даже сам Ататюрк после изнурительной войны с Западом открыто говорил о том, что Европа должна служить нам примером в плане культуры, цивилизации, литературы и образа жизни. А те, кто всю жизнь тратил деньги в Европе и пользовался европейской культурой — от искусства до моды, — чтобы отделить себя от народных масс и утвердить свое социальное превосходство, сейчас решительно отвернулись от Европы, разочарованные ее двойными стандартами по правам человека. Теперь Запад приводят только в качестве отрицательного примера, говоря, что не только в Турции, но и в Европе существует преследование национальных меньшинств.

Конфликт Запада и Востока ощущался и в прежние времена во время семейных праздников — пока все пили ликер и жевали сладости, наша неспешная беседа иногда выливалась в споры о приверженности правым или левым взглядам. Но на оптимистические речи представителей старших поколений невозможно было по-настоящему сердиться, даже если эти добродушные люди и казались наивными и поверхностными, — только оттого, что взоры их были устремлены к Западу. Теперь же на семейных посиделках я каждый раз замечаю, как постепенно это добродушие исчезает. Так давайте же подготовимся выслушать то, что наши сердитые, грустные родственники выскажут по поводу Европы — после пары рюмок ликера.

Глава 52

ЗЛОСТЬ УНИЖЕННЫХ

Я думал, что несчастье сближает людей. После больших пожаров в Стамбуле или после землетрясения 1999 года первым моим порывом было поделиться с кем-нибудь тем, что я пережил. Но на сей раз я сидел перед телевизором в маленьком зале ожидания на пристани — в кафе, где завсегдатаями были извозчики и водители такси, швейцары и медбратья из туберкулезных больниц, — смотрел, как рушатся башни Торгового центра, и чувствовал ужасное одиночество.

Турецкое телевидение начало вести прямую трансляцию сразу после того, как второй самолет врезался во вторую башню. Немногочисленные посетители кафе, застыв от изумления, смотрели на кадры, в реальность которых было трудно поверить, но которые, казалось, не производили на них особого впечатления. В какой-то момент мне захотелось встать и воскликнуть: «Я ведь тоже некогда бывал рядом с этими башнями, я ведь тоже когда-то бродил по этим улицам, без гроша в кармане, я назначал там встречи, я три года своей жизни провел в этом городе!» Но вместо этого я продолжал молчать, как во сне, а перед глазами у меня проносилась вся моя жизнь.

Не имея больше сил выносить то, что было на экране, надеясь с кем-нибудь поговорить, я вышел на улицу. Через некоторое время в толпе, ожидавшей паром, я увидел плакавшую женщину. По ее глазам я тут же понял, что она плакала не потому, что кто-то из ее близких был в Нью-Йорке, а потому, что ей казалось — наступил конец света. В детстве, когда кубинский кризис угрожал обернуться Третьей мировой войной, я часто видел, как женщины растерянно плачут. Помню, как состоятельные стамбульские семьи запасались тогда мешками с чечевицей и макаронами. Вернувшись в кафе, я снова сел и через силу — наверное, как и все люди на земле в тот момент, — стал смотреть по телевизору, как разворачивается трагедия.

Позже, на пути домой, я зашел к одному из соседей.

— Орхан-бей, вы видели, как разбомбили Америку? — сказал он и злобно добавил: — Правильно сделали.