Другие цвета

В XIX веке Османское государство сражалось с Западом, и, пока оно постоянно терпело поражение от европейских войск и пока разваливалась империя, появились младотурки, которым вскоре предстояло взять власть в свои руки. Они — и не только они, а даже последние османские падишахи — были ослеплены превосходством Запада и начали реформы в сторону европеизации страны. Та же идея лежит и в основе современной Турецкой Республики и европейских реформ Кемаля Ататюрка. Идея эта вызвана убежденностью в том, что слабость и нищета Турции проистекают из ее традиций, ее старинной культуры и разновидностей ее религиозной и социальной организации. Даже я иногда предаюсь этой благой, но слишком наивной и простой мысли, хотя и вырос в европеизированной состоятельной стамбульской семье. Сторонники европеизации, полные благих намерений, мечтают изменить и обогатить собственную культуру и страну, подражая Западу. Одновременно османско-турецкую европеизацию можно считать и националистическим процессом, ориентированным на интересы Турции, так как целями ее изначально были богатство, сила и процветание страны. Но так как этот процесс направлен все же на заимствование культурных достижений Европы, то он подразумевает критику некоторых основных составляющих культуры своей страны; и хотя те, кто критикует, могут не совпадать в своих оценках и их тоне с европейскими наблюдателями, они так же считают свои традиции нелепыми и совершенно бесполезными. Это порождает иное, глубокое и запутанное чувство — чувство стыда, — его я всегда чувствую в реакции на мои романы, и оно проскальзывает в моих отношениях с Западом. Отношения Востока и Запада, а если выразиться словами, которые мне кажутся более уместными, отношения традиционности и современности, как, например, отношения между моей страной и Европой, построены на чувстве стыда, которое присутствует всегда и во всем. Правда, я всегда стараюсь разглядеть в этом стыде и примесь совершенно противоположного чувства — гордости. Всем известно: когда кто-то слишком гордится собой, он в глубине души стыдится, что унижает другого. А когда унижают целый народ, он отвечает надменным национализмом. Мои романы замешаны на этом стыде, гордости, гневе и чувстве поражения. Я родом из страны, которая стучится в двери Европы, и поэтому мне известно, с какой легкостью вспыхивает негодование, вызванное чувством ущербности, и каких опасных размеров оно достигает. Я же хотел бы говорить об этом стыде будто о великой тайне, нашептанной мне романами Достоевского. Ведь искусство писать книги научило меня, что, разделив свой тайный стыд с другими, можно стать свободным.

Но когда наступает освобождение, мне становится трудно представлять кого-то другого, и я всем сердцем переживаю, что приходится говорить от его лица. Благодаря силе воображения писатель, как в зеркале, воспроизводит национальное чувство ущербности, о котором я уже упомянул, национальный стыди восприимчивость, однако эти чувства, проявляясь, вызывают тревогу. В реальности может существовать нечто постыдное, позорная тайна, но сила воображения писателя раскроет эту тайну, и это постыдное станет вторым миром, с которым придется встречаться лицом к лицу. Пока писатель, как ребенок, беспечно играет с правилами мира, экспериментирует со скрытой геометрией жизни, интуитивно следуя чему-то, чего сам не очень хорошо понимает, весь мир — все семьи, все общины, все страны, народы и города — неизбежно ощущает беспокойство. Это благое беспокойство. Читая романы, мы чувствуем, что мир, в котором мы живем, — тоже чье-то воображение, подобно всем рассказанным в нем историям, и спрятанные в нем слова — скрытые семьей, обществом, школой — предстают перед нами. Что самое важное — книга заставляет нас думать о мире. Нам всем знакомо удовольствие от чтения романов — приятно следить за тем, как человек ищет свой путь на земле, благодаря своему разуму и характеру побеждает врагов и меняется; нам нравятся решимость и целеустремленность героя, его отношения с людьми, предметами и словами, выбранными для него писателем. Мы знаем: книга, которую мы читаем, — плод воображения писателя и в то же время порождение нашего мира. Романы — всегда наполовину фантазии, наполовину — реальность. Прочитать роман — это и побывать в мире воображения писателя, и познать наш реальный мир, скрытые тайны которого будоражат наше любопытство. Когда мы сидим с книгой на диване или валяемся с ней на кровати, наше воображение непрестанно перемещает нас из нашего мира в мир романа и обратно. Роман может перенести нас в другой мир, незнакомый нам мир, где мы никогда раньше не были. Или может показать нам глубины человеческой души, так похожей на нашу.