Другие времена, другая жизнь

На следующий день прислали еще одну заявку. Несколько молодежных политических организаций, представляющих все — за единственным исключением — парламентские партии, собрались провести «широкую народную манифестацию против ксенофобии и расизма». И все бы ничего, но по непонятной (во всяком случае, не вытекающей из заявки) причине «широкую народную манифестацию» они собирались провести именно в этот же четверг, 30 ноября, между 19.00 и 22.00. Предполагалось, что представители соберутся в Хюмлегордене, пройдут по Биргер-Ярлсгатан и закончат «митингом и совместной резолюцией» на площади Сергеля, в четырехстах метрах от статуи Карла XII в Королевском саду.

Политические взгляды участников этих двух демонстраций были, мягко говоря, не особенно схожи. Разными были не только взгляды, участников можно было рассортировать на две группы даже по внешности. И что же, предполагалось, что эти две демонстрации будут проходить в одно и то же время и в том же самом месте? В юридическом отделе, где работали люди острого ума, это несоответствие быстро обнаружили. Они сообразили, что замышляются недобрые игры, и, чтобы избежать неприятностей, последовали древнему полицейскому правилу: даже потенциальных бузотеров надо держать подальше друг от друга.

Это коснулось в первую очередь «патриотически настроенных организаций». Не потому, что полиция руководствовалась какими-то политическими симпатиями, нет, как государственный институт она не имела на это права, а по причине элементарного подсчета количества предполагаемых демонстрантов в той и другой группе. Истинно демократические решения, как известно, во многом определяются большинством, а «патриотов» было намного меньше — каких-то несколько сотен. Как уважительно выразился ответственный за оценку количества демонстрантов инспектор: «Несколько старых фикусов[7] времен финско-русской войны и их бритые приятели… Так что с точки зрения демократического большинства, — добавил он, — на елку много не повесишь».

К тому же полицейский бюджет в очередной раз урезали, потому было принято соломоново решение: разрешить «патриотам» собраться на набережной около Гранд-отеля в 18.00. Оттуда примерно сто метров до памятника Карлу XII, и там пожалуйста — возлагайте венки и произносите речи, с одним условием: все должно быть закончено не позже 19.00, после чего демонстрация должна «разойтись, соблюдая порядок». Особо было оговорено разрешение на пение национального гимна, хотя в заявке такого пожелания не было: скорее всего просто забыли написать.

Но никаких факелов. «Вы что, нас за идиотов принимаете?» — мотивировал отказ тот же инспектор, когда один из организаторов спросил об этом по телефону. Что касается размахивания знаменами — «в границах приличия».

Участников «широкой народной манифестации против ксенофобии и расизма» было гораздо больше, несколько тысяч, как выходило и по расчетам полиции, поэтому и условия были щедрее — в соответствии с демократическими установлениями о праве большинства. Если демонстранты соберутся не раньше чем в семь вечера (ни в коем случае не раньше!), то пожалуйста, Хюмлегорден в вашем распоряжении. И митинг на площади Сергеля проводите, только шествие должно двигаться по Кунгсгатан и Свеавеген, а не по Биргер-Ярлсгатан, не мимо Королевского сада.

На поддержание порядка был командирован весь наличный состав полиции Большого Стокгольма,[8] усиленный для надежности парой сотен человек из других регионов. Королевский сад был взят в «железное кольцо», проконтролировали и обезопасили буквально каждый метр маршрута обоих шествий, предусмотрели даже подвижный резерв за передовой линией. Короче говоря, все было сделано в полном соответствии с инструкциями и учебниками и самым наилучшим образом. Однако к восьми часам вечера в центре Стокгольма царил полный хаос: разбитые окна, перевернутые машины, летящие камни, распухшие губы и носы, синяки, сломанные ноги, даже одно ножевое ранение, воющие сирены, голубые проблески. Так что в управлении чуть не расхохотались, когда посреди всего этого бедлама позвонила пожилая дама и сообщила, что кто-то намеревается убить ее соседа.

Между 20.05 и 20.20 она позвонила по экстренному телефону 9 00 00 трижды. В первый раз ее сразу соединили с полицейским управлением. Голос звучал очень возбужденно, и все же дама начала с того, что сообщила свое имя и адрес: «Родмансгатан… Наверху, около церкви Энгельбрехта, ну вы знаете». После этого она произнесла следующее — слово в слово, разговор по правилам был записан на пленку: «Вы должны приехать немедленно… Кто-то хочет убить моего соседа… Я думаю, он умирает».

Дежурная диспетчерша попыталась успокоить ее и попросила подождать, пообещав связаться по радио с патрульными службами. Пока она пыталась кого-то найти, разговор прервался: по-видимому, дама на другом конце провода повесила трубку.