Другие времена, другая жизнь

Впрочем, чуть позже в апрельском мраке засветился лучик надежды. Стрелка часов миновала одиннадцать, и никого больше не убили. Более того, террористы вдруг выпустили трех секретарш посольства. Кто его знает, а вдруг… — подумал он, уж очень не хотелось ему этой атаки со слезоточивым газом, он был уверен, что она только усугубит ситуацию.

Теперь они знали, сколько человек взято в заложники: немного — даже до утра не хватит, если им вдруг придет в голову начать выполнять свое обещание убивать по одному в час…

Ситуация разрешилась совершенно неожиданно.

Без четверти двенадцать начальник уголовки вышел из строительного вагончика, где размещался его временный штаб, размять ноги, подышать свежим воздухом и выкурить сигарету. Первое, что он увидел, — вспышка света в посольстве, земля под ним затряслась, и только потом он услышал несколько взрывов. Туча осколков, штукатурки, дым, отчаянные крики в здании, люди, прыгающие из окон, цепляющиеся за выступы на фасаде, кто-то поднимается, кто-то остается лежать на асфальте… Он вспоминал именно в этом порядке: свет, подземные толчки, взрывы, дым, крик, люди.

В отличие от репортеров телевидения, ведущих прямой репортаж, он сохранял внешнее спокойствие, но никак не мог сообразить, что же произошло. Ну и хреновина, подумал он, хотя обычно не употреблял сильных выражений. Он вернулся в каморку — как раз вовремя, потому что там творился уже совершеннейший цирк.

Через полчаса все было кончено, и — чудо из чудес! — те, кто находился в посольстве: и террористы, и заложники, и полиция в подвале, и люди в непосредственной близости от здания — все, за единственным исключением, остались в живых. Несколько раненных, двое из них тяжело, но погиб только один человек.

Террористов схватили и, если бы у начальника уголовки и его коллег была более полная информация, взяли бы их всех сразу. Во всяком случае, оставшиеся в живых террористы довольно скоро были арестованы. Один оставался в посольстве, но его, вернее, то, что от него осталось, нашли и опознали. Четверых задержали на парковке за посольством — они пытались исчезнуть на той же прокатной машине, на которой приехали, что было с их стороны довольно глупо, потому что ее давным-давно вычислили. Последнего, в дымящейся одежде, со спаленными волосами, перемазанного в копоти, обезумевшего, схватили в саду посольства Норвегии — его поначалу даже приняли за одного из заложников.

Постепенно все утряслось, троих отвезли в больницу, одного из них в тяжелом, другого в критическом состоянии, а двоих террористов, предварительно перевязав, отправили в камеру. Всем надели наручники, а двоим на всякий случай и ножные кандалы.

Ярнебринг уехал одним из последних, в начале третьего. На месте оставались только несколько человек из полиции правопорядка — они должны были обеспечить охрану и следить за оцеплением, — а также группа замерзших криминалистов, дожидающихся, пока закончат работу пожарники. Дома его ждала совершенно обессиленная тревогой жена. Трое малышей уже спали, старший заснул прямо перед телевизором: он с интересом следил за развитием событий, но, как потом рассказывала жена, нисколько не волновался.

Чувствовал себя Ярнебринг совершенно опустошенным. Когда жена сказала, что его лучший друг и напарник Ларс Мартин звонил не меньше десяти раз, он молча кивнул и вытащил телефонный шнур из розетки. Спал он крепко, без сновидений, проснулся через шесть часов со свежей головой и странным чувством, что события накануне происходили не с ним. Правда, он все еще ощущал запах жженого бакелита. Пройдет, подумал он. Пройдет.

Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль не раз повторял: «Тот, кто предупрежден об опасности, тот к ней уже подготовлен». Он повторял эти слова в самые трудные годы в парламенте, в частных беседах и в обращениях к измученному населению: «Не who is forewarned, is also forearmed». И мы теперь знаем, что Черчилль был прав: все кончилось благополучно, несмотря на минимальные поначалу шансы. Однако вчерашний инцидент свалился на них как снег на голову, хотя предупреждения сыпались градом уже много лет.

[2]

Первым в правительстве, кто узнал о случившемся, был вовсе не министр юстиции, как полагалось бы по протоколу, а сам премьер-министр. Произошло это случайно и, кстати, не повлекло за собой никаких последствий.

Как только дежурный в полицейском центре связи понял, что дело серьезное и это не обычная ложная тревога, он немедленно достал из ящика стола памятку — как положено действовать в таких случаях. Первым делом следовало позвонить начальнику отдела тяжких уголовных преступлений Центрального полицейского управления Стокгольма. Начальник взял трубку сразу, пробормотал что-то невнятное и попросил держать его в курсе. После этого последовал звонок в полицию безопасности, тамошний дежурный в соответствии с инструкциями набрал номер чиновника в Министерстве юстиции, отвечавшего за практические контакты правительства со службой безопасности.