Как обсудить скрытую символику этого подарка? Евгения Владимировна внешне похожа на героинь картин Боттичелли, на «Рождение Венеры», на «Весну» – рисунком лица, позами, нежной колористикой, как это видно даже в дымке черно-белых фотографий. Здесь нечего обсуждать – здесь налицо сходство. Но как соединить боттичел-лиевскую идею мягкой женственности с записанной Пастернаком неуступчивостью, жесткостью Евгении Владимировны, вызовом, бессмысленной принципиальностью?
Идет весна, рождая все вокруг себя. Родившая одного ребенка Евгения Владимировна настаивает на своем бесполом, внекультурном, антиприродном праве отстраненно и отчужденно подыскивать, кому бы отдать его, раз муж – член Союза писателей и пр. – ушел из семьи. Насмотревшись на другие примеры, она постепенно стала оттаивать – видя, что Пастернак не лишает ее предназначавшихся бы ей карточек на привилегии, угождает от сердца, как не угождал мужем. Пастернак играет в игру (пока было интересно): я сделаю все, что можно, хуже – Зине, потому что я люблю ее больше жизни. Больше – значит, и любить ее (в смысле лелеять) – совестно.
22 ноября 1941 года, в Ташкент: «Удается ли тебе работать?»
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 433.
Что это значит? Уважительное, подчеркнутое (Женину самодеятельность надо называть работой, иначе она обидится, ведь это ей полагались мастерские, это ему она при бракосочетании предлагала взять ее фамилию и автору «Сестры моей, жизни» и «Поверх барьеров» – не навеянных Женечкой – стать Борисом Лурье) признание. Ведь это не вопрос: «Удалось ли тебе устроиться на работу?» Зинаиде Николаевне, например, удалось устроиться кухаркой в детский дом. А Марине Цветаевой посудомойкой в литературную столовую – нет.
В этом письме Пастернак пишет о том, какие деньги он намеревается заработать и как он поделит их между Женей (сын уже на государственном обеспечении, совершеннолетен и получил от отца уведомление – или разрешение на конкретный запрос? – жениться) и Зинаидой Николаевной с – уже почти – ЕЕ (не ИХ) семьей.
Ноябрь 1941 года, Чистополь: «Если мои надежды не оправдаются, я наймусь истопником в Детдом, где работает Зина и где это никого не удивит потому что там кладовщиком и ее помощником служит человек с высшим обра-зованьем, доцент биолог».
Там же. Стр. 432.
Это уже не называется работать, это – жизнь.
Каприз, игра, счастливая – посчастливившаяся – возможность от горьких дум занять себя изящным хобби. Он поддавался ей – и иногда, чтобы подластиться, просто чтобы задать предписанный жестким протоколом вопрос, с тревогой, которую она должна оценить, спрашивает о работе: удается ли?
Зинаиду Николаевну держат строже.
Как всегда бывает в жизни – в случае, когда каприз и принцип могут дорого обойтись, самые беспомощные люди с легкостью справляются с трудностями: умно и энергично о себе позаботились, добившись качественной эвакуации. Позаботились обо всем сами. «… В конце концов это было исполненье моей частой к вам просьбы последнего времени».
Там же. Стр. 425.
Из творческих профессий художник (художница, конечно) – одна из самых удачных, она имеет наибольшее число плюсов и не накладывает почти никаких обязательств. Писатель Владимир Солоухин, в свое время давший себе установку на достижение не какой-то абстрактно карьерной, а именно светски высокой планки в завоевывании Москвы, отметил это очень четко: профессия должна быть ТВОРЧЕСКОЙ.
Престижнее всего быть музыкантом (классическим, конечно, инструменталистом, да, собственно, без вариантов: пианистом или скрипачом), дирижером, композитором, писателем, народным артистом или народным художником. Женщинам можно просто притвориться, если хочется от безделья – правда, «актрисе» нужно сказать, где снималась или, что еще хуже, где служила, «музыкантше» – очень трудно, они всегда слышат, кто учился, а кто нет, «балерине» – иметь вывернутые ноги, которые тоже или вывернуты, или нет. «Художнице» же достаточно «пачкать красками траву». Евгения Владимировна была, как во всем, безупречна в стиле: «<> ее изысканная живопись (портреты, цветы и натюрморты обычно блеклых тонов с одним-двумя яркими колористическими мазками) <>».
МАСЛЕННИКОВА З.А. Борис Пастернак. Встречи. Стр. 310. Пастернаку не хватило в ней только одного – любить ее хоть чуть-чуть больше.
Евгения Владимировна чем-то по стилю – дальше не стоит углубляться – напоминает Марину Басманову, вечную «М. Б.» Бродского. Что ж ей было «Е.П.» не стать! Чем похожи? Художницы (рисуют на людях), холодно красивы, из хороших (подходящих) семей. Наконец, сходная тактика: молчат и заставляют себя любить. Евгении Владимировне – не мужа, мужа не удалось, да и так по большому счету никого выдающегося, не ставила целью. Цели такие не ставятся невлюбчивыми, нестрастными, бесцветными женщинами, при всей универсальности закона притяжения противоположностей в таких редко влюбляются – Мизгирь вот, Бродский. Евгении Лурье не выпало.