Мысль Пастернака может следовать за каждым его словом, и мы верим, что каждое его слово обеспечено, но иногда его вера в свои слова кажется слишком абсолютной – настолько, что одно слово бесповоротно перечеркивает предыдущее: или «покрываюсь стыдом», или «ВЫНУЖДЕННАЯ непроизводительность». Как стоять рядом этим утверждениям? Такое ощущение, будто он не очень себя утруждает подбором точных слов, говоря с родителями – с оставшимся только отцом, – он будто наговаривает им мантры, в надежде, что и они вчитываться не будут, подпоют. Домашние его – не люди слова. Простили, наверное, и «отца»: плохо, неискренне менять привычное обращение, при каких бы обстоятельствах ты ни адресовался к самым близким. Евгения Борисовича с трудом, но можно простить за «папочку» (его «Боря» и «Боричка» – вообще всего лишь вопрос вкуса), «отец» – это уже не на публику, а ДЛЯ публики. Бедный овдовевший отец ждал чего-то для себя лично…
Реальная переписка у Пастернака только с Мариной Цветаевой – они пишут о том, о чем только они могут писать. Когда Пастернак пишет родителям – это смолоду взятый тон нескромного, обнажающегося и в этом уже неуважительного откровения перед родителями в переписке. Он должен писать о самых простых житейских делах, родители его не стоят творческих писем – это их не очень интересует, да и не должно по высшему закону интересовать, они не тот сборный «читатель», перед которым он обязан раскрываться полностью и игнорировать их частную, обыденную сторону.
С родителями все наоборот, он проигрывает перед ними темы и варьяции произведения несвойственного ему жанра – бытописательного романа. Письма Пастернака – они многочисленные и объемные, адресатов у него не так много, и тем хуже. Он начинает считать этот эпистолярий все более и более обязательным для себя, и исследователи радостно называют его переписку частью его творчества. Слишком реальной это на самом деле было частью – обязаловка одухотворенного бытописательства родителям вывела его на форму «Доктора Живаго», откуда лучше бы было убрать сюжеты, очевидно, казавшиеся ему такими ловкими, и всякие семейные его идеи. Его семья – не связанная никакими ни перед кем обязательствами чувственная и беспредельно возвышенная в самой чувственности страсть к Зинаиде Николаевне. И лямка с неудачными сыновьями. Семья ли это?
Семейные письма он пишет семье – папе, маме и сестрам. Все взбешены. Если бы он не был знаменит (они там знают это) и богат (он из беспредельно нищей страны отправляет им жену с сыном и грозится сам приехать – то один, то с новой женой, представляет это как радостные фантазии, будто загвоздка вся только в его решении, желании, расположении духа и пр.), – по крайней мере собственные фантазии он оплачивает сам и в расчетах очень щепетилен, – если бы не это, его тона выдержать они бы не смогли. «…за это время последнее у тебя (т.е. от тебя) было много писем, одно за другим и объемистых ко мне, нашим, Жене и т.д. … и каждый раз новые планы в связи с Женей и Жененком, а из опыта я знаю, что пока я терзаюсь на 10 страницах (довольно жестко и пренебрежительно сказано) <…> – в это время уже новый назрел план, противоположный предыдущему, сопровождающийся письменным оправданием, что напрасно я трачу живые соки души, это было лишь выражено как некое неосуществимое и само собой понятное, а может быть, плохо понятое вовсе и т.д.».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 322.
Отец пишет пародию на Бориса. Борису Леонидовичу 36 лет, его речи передразниваются. Отсылая восторженные письма note 9
, прилагает квитанции (он совершает небольшие банковские операции – поддерживает родственников и родственников родственников небольшими суммами в российских рублях, а за границей эти переводы возвращаются ему, накапливаясь, в валюте – те самые деньги, которые он, в ужасе перед возможностью оскорбить щепетильность Жени, называет «Жениным заработком»).В Париж Пастернак ехал не в широком плаще Чайлд Гарольдом, движимый охотой к перемене мест. В Германии к 1935 году родители кое-что знали о Советах. Из Мюнхена в Берлин, первым классом, они могли бы приехать и сами. «Он телеграфировал родителям, что пробудет в Берлине целый день и сможет с ними увидеться, но они были в Мюнхене, и к нему приехала только его сестра Жозефина с мужем».
ПАСТЕРНАК Е.Б., ПАСТЕРНАК Е.В. Жизнь Бориса Пастернака. Стр. 302.
Такси, дочь с зятем поддержали бы под руки – двенадцать лет разлуки. Они для всех – годы. Для отца с матерью, казалось бы, тоже…