Друзья и герои

– Продолжайте. Вы мне полезны. Вы всегда меня презирали. Помните тот вечер, когда я пришел пьяным от поляков, а у вас сидел Дэвид Бойд? Вы раздели меня. Вы трое. Гай и Дэвид держали меня, а вы стащили с меня штаны.

– В самом деле? Какой ужасный поступок. Но мы были еще молоды.

– Господи, да это было всего лишь прошлой зимой. А перед отъездом – помните? – я потребовал вернуть рубашки, которые одолжил Гаю, и вы пришли в ярость. Совершенно справедливо. Они не были мне нужны. Я просто заупрямился. А вы были в гневе! Выбросили их с балкона на улицу.

– Очень глупо.

– Нет-нет, совсем не глупо. Вы всегда поступали по-своему. Мне это нравилось. Готов поспорить, если вас попросить, вы заберетесь на этот стол, разденетесь и спляшете канкан!

– Готова поспорить, что этого не произойдет.

– Ну давайте же!

– Не говорите ерунды.

Гарриет гадала, неужели Кларенс всегда так заблуждался на ее счет. Или это с течением времени она стала для него мифом?

Кларенс был задет и разочарован ее отказом, но тут пришел официант с едой, и канкан был позабыт. Кларенс попробовал принесенное блюдо и положил вилку.

– Какая гадость, – сказал он.

– Лучше, чем где бы то ни было.

– Тогда нам понадобится выпить куда больше. Давайте выпьем шампанского.

Танцоры разошлись, и к гостям вышла певица – коренастая, немолодая, некрасивая; но сюда приходили именно ради нее. Она запела «Проклятие», и Кларенс спросил:

– Что это за песня?

– Будь проклят тот, кто говорит о сладости любви. Я испытала на себе, любовь – всего лишь яд…

– Господи, да!

Кларенс глубоко вздохнул и налил себе еще. Еда его более не интересовала.

– Тебе открою я секрет: люблю тебя, люблю тебя…

Красавица, которая некоторое время назад привлекла внимание Кларенса, закрыла глаза. Из-под прикрытых век выкатилась слеза. Кларенс долго смотрел на нее, после чего с мрачным видом повернулся к Гарриет:

– Вы сегодня были с каким-то юношей, кто он такой?

– Занимается связью. Он здесь ненадолго.

– Надо думать, – злорадно согласился Кларенс и выпрямился, готовясь к нападению, но в этот момент к ним подошел Гай.

– А вот и он наконец! – воскликнул Кларенс.

Гай шел по залу, и с ним здоровались незнакомые Гарриет люди. Он останавливался, чтобы переброситься парой слов с кем-то, кого она никогда в жизни не видела. Добсон, танцевавший со своей вдовой, протянул руку к проходящему мимо Гаю и похлопал его по плечу.

– Великий человек! Выдающийся! – заявил Кларенс растроганным голосом.

Вслед за Гаем шагал Якимов, волоча по полу подол пальто.

– Черт! – сказал Кларенс. – Впрочем, неважно. Старый добрый Якимов!

Он был настроен принимать всё и вся. Выговор Гарриет откладывался: надо было поприветствовать новоприбывших, заказать еще еды и сладкого, ядреного шампанского. Когда все наконец расселись, Кларенс сердито посмотрел на Гарриет и заявил:

– У вас лучший муж в мире.

– Да, – согласилась Гарриет.

– Вам повезло – чертовски повезло – выйти за него замуж.

– Вы мне уже говорили.

– И говорю снова. Очевидно, вам стоит напомнить об этом. С чего это вы разгуливаете, вцепившись в этого солдатика?

– Ничего себе. Вы и сам теперь солдатик, кажется.

– Эй, вы двое, замолчите, – вмешался Гай.

– Я объясняю ей, что она замужем за лучшим из известных мне мужчин… великим, святым человеком. И всё равно чем-то недовольна. Подцепила какого-то сопляка…

– Кларенс, довольно, – сказал Гай. Но Кларенс не умолкал. Он продолжал клеймить Гарриет и Чарльза. У него было мало общего с Чарльзом, но их объединял вкус к интригам. Оба они заподозрили что-то неладное, едва увидев друг друга, и Кларенс счел само собой разумеющимся, что Гарриет чувствует себя виноватой.

Она была разгневана, но еще сильнее удивлена. Особенно ее шокировало то, что все эти обвинения звучали при Гае, который в ту секунду казался ей кем-то вроде старичка, которого надо оберегать от всего вульгарного. Когда Кларенс наконец закончил, Гарриет повернулась к Гаю:

– Ты же знаешь, что всё не так.

– Разумеется. Кларенс просто говорит глупости.

Гай встал на ноги, оглядываясь в поисках убежища, увидел, как Добсон уходит с танцплощадки, и тут же бросился к его столику.

– Поглядите, что вы натворили! – сказала Гарриет.

– А мне плевать, – промямлил Кларенс. – Кто-то же должен был это сказать.

Он принял самодовольный вид, но тут же задремал.

Якимов не слышал ни слова из происходящего. Он был занят тем, что ждал еду. Когда ее принесли, официанта послали за Гаем; тот оглянулся, помахал им, кивнул и продолжил говорить с Добсоном.

– Пожалуй, начну, – сказал Якимов вкрадчиво и тут же опустошил свою тарелку, после чего стал приглядываться к порции Гая. – Как вы считаете, наш мальчик будет есть?

Это было что-то вроде жаркого из легких, серого и холодного. Гарриет, с ее чувствительным желудком, такая еда казалась несъедобной, но для Якимова не существовало ничего несъедобного.

– Можете съесть, – ответила Гарриет.

Когда Гай наконец вернулся к их столику, она сказала:

– Я отдала Якимову твою порцию.