Друзья и соседи

Начался концерт, и вскорости всем стало ясно: праздника искусств ожидать не приходится. Художественный чтец довольно-таки слабо выступил, солист на балалайке отработал, певица-блондинка вышла с микрофоном. Я её моментально узнал, видел днём в шашлычной. Голос у неё как ветер в трубе.

Я её слушаю и зрителей разглядываю. Мы сбоку сидим, нам всё видно. Замечаю, многие сотрудники наши тоже присутствуют. Клягин из планового отдела со всем семейством. Каширина из бухгалтерии с мужем, майором милиции.

Продолжаю я свой обзор и вижу: в третьем ряду сидит лично товарищ Блинцов Яков Ермолаевич — наш управляющий — и с ним супруга.

Вот, думаю, удача. Он тоже, возможно, меня увидит, как я содержательно провожу вечер, нахожусь, как говорится, в мире прекрасного. Но хорошо, если так.

А если он строго посмотрит: я ещё на бюллетене, мне бы болеть в домашних условиях, а я развлекаюсь в общественном месте. Нет, такого быть не может. Не в состоянии Яков Ермолаевич запомнить, кто из его сотрудников здоров, а кто на бюллетене. У него голова другим занята.

С той минуты, как углядел я управляющего, настроение у меня сразу пошло на подъём. И концерт показался вроде не такой уж и плохой. Что ни говорите, близость начальства вдохновляет.

А концерт продолжается. Выходит конферансье и объявляет:

— Центральный номер нашей программы. «Волевые опыты». Создатель этого уникального номера и его исполнитель — известный артист-учёный Эдуард Шельменский!

Конферансье сделал ручкой, заиграла музыка, и вышел артист-учёный Эдуард Шельменский. Я его тут же узнал. Это был не кто иной, как тот чернявый, что питался в шашлычной.

Вышел он в белом халате и в полумаске из марли.

Мне Маруся шепчет:

— Это он, наверно, от гриппа. Для профилактики.

Я говорю:

— Вполне возможно.

А сам я другое думаю: «Не хочет, чтоб его лицо чересчур примелькалось».

Но, по правде говоря, у меня такой зрелой мысли тогда ещё не было, Она впоследствии возникла, в воскресенье утром.

Сперва артист-учёный сказал небольшую речь, Я её в точности запомнил.

— Уважаемые зрители!

То, что вы увидите, не является примитивным усыплением. Я работаю по совершенно новой системе, которая базируется на последних достижениях телепатии и кибернетики.

Я, как индуктор, посылаю волевые импульсы реципиенту. Хочу предупредить: граждане, у которых в квартире напряжение в сети сто двадцать вольт, к опытам не допускаются во избежание перегрева и короткого замыкания, так как индуктор излучает напряжение двести двадцать…

Он это всё говорит, а в зале многие переглядываются: мол, не иначе нам предстоит увидеть нечто необыкновенное по линии телепатии и кибернетики.

— Сейчас, — говорит артист-учёный, — я предложу вашему вниманию опыты, в которых столкнётся моя воля индуктора с волей реципиента. Приглашаю желающего подвергнуться испытанию!..

Только он это сказал, и прямо в ту же секунду выходит из зала мужчина и подымается на сцену, и я в его лице узнаю одного из той тёплой компании.

Артист-учёный с ним здоровается, будто впервые его видит, сажает на стул, достаёт из кармана такую штуковину, как у врача в поликлинике, выслушивает его и говорит ему строгим голосом:

— Внимание! Вы думаете, что находитесь на концерте и отдыхаете. А я убеждён, что ваши мысли сейчас направлены на то, чтобы взлететь в небо. И вот вы уже не человек, вы птица, но не орёл и не сокол, а петух.

Слышите? Вы петух. Летите!

И, можете представить, этот подопытный его дружок начинает хлопать руками и орёт кукареку. Бегает по сцене, подпрыгивает и кукарекает.

Проделывает он эти птичьи номера, а артист-учёный обращается в зал:

— Как видите, реципиент проявил очень слабую волю. Я навязал ему свою, значительно более сильную, и легко выиграл поединок. — Оборачивается он к петуху и говорит: — Выключаю свою волю!

Услыхав эти слова, петух сразу превратился в того, кем был до опыта.

Стоит, виновато улыбается и головой качает: мол, сам даже не понимаю, что со мной стряслось. Спускается он со сцены и ходу из зала.

Артист-учёный поясняет:

— У этого гражданина так называемый комплекс неполноценности. Вы видели, он смутился и покинул зал. Это бывает. А теперь продолжим. Кто следующий?…

— Я! Я следующий!..

Я встал — и на сцену. «Чёрта с два, — думаю, — навяжешь ты мне свою волю. Про что захочу, про то и буду думать!»

Когда я на сцену вышел, артист малость подрастерялся. Не ожидал. Он надеялся, что выйдет свой человек, делай с ним любые фокусы, поскольку он в доле. А тут перед ним посторонний товарищ.

Артист говорит:

— У вас какое дома напряжение?

— Какое надо, — говорю, — двести двадцать.

Тогда артист говорит:

— Я завяжу вам глаза, чтобы не распылялась ваша зрительная энергия и не рассеивалось внимание.

Я говорю:

— Пожалуйста. Дело ваше.

Выслушал он мемя, как того первого, усадил на стул, глаза мне платком завязал и спрашивает:

— Ваше имя и отчество?

— Семён Семёнович.

— Если не возражаете, я буду беседовать с вами в образе вашей супруги…

Я говорю:

— Хорошо, Маруся, я согласен.