Друзья и соседи

Дело в том, что гора-трамплин достроена только до половины (!).

Дальше она обрывается, и лыжник, предоставленный сам себе, в полном отрыве от общественности, остаток пути проходит буквально по воздуху!

Райисполком обязан выделить средства. Нужно немедленно достроить так называемый трамплин, чтобы лыжники могли спокойно спускаться в намеченные пункты, а не летать куда попало.

В целом же следует сказать, что, несмотря на эту досадную «мелочь», спортивный праздник привлёк сотни участников и прошёл на должном уровне».

С утра в день выхода газеты редактор чувствовал себя отлично. Внешне спортивная страница выглядела превосходно.

Спящев ходил именинником и потирал руки.

Газета тем временем дошла до читателей, и в районе начался дружный смех.

Но Спящев его не слышал. Он готовился достойно отразить предстоящий весенний кросс, освежив для этой цел и свои бессмертные строки:

Ах, кросс люблю, когда бывает,

Вот это да! Вот это да!

Когда бегут и убегают Туда-сюда, туда-сюда!..

Отцы и дети

В прошлое воскресенье сидим мы с Сашей — с дочкой, завтракаем. Вижу, ест она, чаем обжигается и всё на часы поглядывает.

— Куда торопишься? — спрашиваю.

— Папа, я опаздываю. Электричка в восемь двадцать.

— Далеко ли собралась?

— В Опалиху, на турбазу.

— Компанией или… опять вдвоём?

— Опять вдвоём.

Ответила и молчит. А потом вдруг заявляет:

— Папа, я счастлива!..

Я пью чай. Делаю вид, что совершенно ничего не знаю. А мне жена с полмесяца назад всю ситуацию обрисовала, под секретом конечно.

— Чего же ты молчишь, папа? Скажи что-нибудь…

Тогда я свою настольную книгу достаю. Очень интересная книга. Называется она «Умное слово» и содержит в себе разные глубокие мысли и ценные изречения.

Да. Достаю я, значит, эту книгу, открываю, где закладка была, и говорю:

— Русский писатель Лесков, между прочим, так сказал: «Хорошие наблюдатели утверждают, что едва ли в чем-нибудь другом человеческое легкомыслие чаще проглядывает в такой ужасающей мере, как в устройстве супружеских союзов. Говорят, что самые умные люди покупают себе сапоги с гораздо большим вниманием, чем выбирают подругу жизни».

Саша в окно глядит, вроде погоду изучает:

— Ты это к чему, папа?

— Не догадываешься?

— Нет.

— Ладно. Хватит. Хватит с отцом в прятки играть. Сейчас у нас с тобой разговора не получится, тебя человек ждёт…

— Ждёт.

— Надеюсь, ты меня с ним всё же познакомишь?

— Обязательно. В своё время.

— Я не тороплюсь. Пока что меня не столько твой молодой человек интересует, сколько…

— Кто?

— Родители его. Отец, мать. Мне желательно знать, в какой семье парень вырос.

— Это разве главное?

— А ты как думаешь?… Хорошая семья, она всё же больше надёжных людей в жизнь выводит.

— Обещаю тебе, папа, что ваше знакомство состоится очень скоро. А пока будь здоров, не скучай. Вернусь я поздно.

Остался один. Сижу, мою чашки, а сам всё думаю, думаю, и только об одном — как девчонка жить будет, когда из дому уйдёт не как сейчас, с утра до ночи, а насовсем…

Сижу я наедине со своими мыслями, радио включил — музыка, но не нежная, располагающая к задумчивости, а какая-то громкая, бодрая, чересчур самостоятельная…

Наверно, из-за этой музыки я и звонок не сразу услышал.

Открываю дверь, гляжу — на пороге пожилой мужчина в очках, и вид у него слегка смущённый.

— Извините, — говорит, — я вас не разбудил?

— Что вы, — говорю, — у меня в любой день недели подъём в семь ноль-ноль.

— Если не ошибаюсь, ваша фамилия Смирнов?

— Да, — говорю, — Смирнов Николай Иванович.

— Очень приятно. А я Крохалев Юрий Павлович.

Поздоровались мы, а он оглянулся и тихо спрашивает:

— Саша, наверно, дома?

— Заходите. Никого нет, мы одни. Даже жена и та ушла.

Я ему про жену потому сказал, чтобы он себя посвободней чувствовал. Как только я этого человека на пороге своей квартиры увидел, я прямо в ту же секунду понял, что пришёл ко мне отец парня, с которым нынче Саша уехала, и ему — отцу — тоже не безразлично, с кем его сын решил связать свою судьбу.

Стоим мы в комнате и улыбаемся.

— Вот мы и встретились, Николай Иванович…

Я говорю:

— Да. Встретились и начнём знакомиться. Прошу вас, садитесь.

— Спасибо. Вы мне разрешите закурить?

— Пожалуйста.

Сел он на диван, закурил и опрашивает:

— Вы не удивлены моим визитом, Николай Иванович?

— Нисколько, потому что я вас очень хорошо понимаю.

— Но вы же, по-видимому, ещё не знаете, кто я такой…

— Нет, мне думается, знаю. Вы отец.

— Да, я отец, и пришёл я к вам потому, что меня, как, наверно, и вас заботит будущее наших детей…

Я говорю:

— Дорогой Юрий Павлович, в этом отношении у нас с вами очень много общего. Я, как и вы, модель отца старого образца. Я о вашей семье и о вас пока ничего не знаю. Для начала скажу о себе. Двадцать восемь лет работаю на автозаводе, слесарь кузнечного цеха, член партии, депутат райсовета и глава семейства.

Он говорит:

— А я, Николай Иванович, тружусь в другой области. Я только на днях вернулся с гастролей…

— Вы, значит, артист?

— Я хормейстер ансамбля песни и пляски. Служу там давно, с сорок пятого года. До этого учился, потом воевал. Был ранен, как поётся в песне, «в боях за город Будапешт»…

Я говорю: