Друзья и звезды

— Слышал я от одного редактора ответ на вопрос: «Да что же в этом невинном и патриотическом тексте антисоветского?» — спросил я. «Да каждая запятая!» — ответил он. И потом я понял, что он был прав: эстетический нонконформизм — это эстетический аспект общего протеста. Протестная мода — хоть в одежде, хоть в музыке! Видно молодца по походке, видно сокола по перу. Отличаешься формой — значит отличаешься сущностью. Форма — она и есть проявление содержания. Содержание можно завуалировать, сделать неоднозначным, а форма — вот она! А получи розог! Тоталитарный строй — это единообразие, управляемость, предписанность во всем. И в форме творчества это отражается автоматически!

— «Затоваренная бочкотара» вышла в 68-м. И танки в Праге тоже были в 68-м, — медленно сказал Аксенов. — И жизнь после этого стала другой. Никакой связи здесь, разумеется, нет. Но можно увидеть какое-то совпадение. «Бочкотару» я уже писал не так, как ранние повести. Мне говорили, что сюрреализм советской жизни отразился в сюрреализме литературного изображения помимо сознательного желания автора. И не было у меня никакого сознательного желания. Вот писалось так. Так что с вопросами — это уже к моему подсознанию.

Понимаешь, в чем расхождение. Пишешь как хочешь. Хоть не все, что хочешь. А жизнь такая, как не хочешь. Вот это несовпадение начинает мучить.

9

Слава — это когда другие знают о тебе то, чего ты сам о себе не знаешь.

В погроме «МетрОполя» приняли участие «коллеги-писатели» Сергей Михалков, Юрий Бондарев, Борис Полевой, Виктор Розов, Григорий Бакланов, Римма Казакова, Сергей Залыгин, Александр Борщаговский, Егор Исаев, Яков Козловский и группа товарищей. Юным дарованиям настучали по всем местам. Свободы нанюхались?! Хотели издать альманах помимо цензуры, без редактуры и вне очереди… М-мэрзавцы антисоветские!!! Жаль, что посадить не за что…

Наука об изготовлении и распространении слухов называется «руматология», ею владели политики всех стран тысячи лет, и она преподается на высших курсах всех спецслужб мира.

Таким образом Виктор Ерофеев и Евгений Попов, скажем, оказались гомосексуалистами, которые решили издать неподцензурный альманах. Чтобы испытать свою крепкую мужскую дружбу. Все остальные выглядели немногим лучше: выродки и извращенцы, маньяки и бездари. Народ должен знать своих предателей.

Аксенов был фигурой центральной, ключевой. За него и взялись основательней. Он имел миллион долларов в США, исписался, спился, и устроил «МетрОполь» ради скандала, который привлечет к нему внимание на Западе, куда он давно собрался уехать.

Я читал собственными глазами — Виктор Конецкий:

— Аксенову я никогда не прощу, что из-за него молодые талантливые Попов и Ерофеев не могли печататься. И передай Ваське — пусть не попадается мне на каком-нибудь международном перекрестке — в морду заеду! Он меня знает, я это могу!

Учитывая крепкую форму Аксенова и сорок кило пьющего Конецкого — угроза забавляла. Но Витя Конецкий, свой парень, любимец всех моряков, ругатель официальных инстанций — боже мой, и он туда же…

Самый подлый слух пустили про якобы наследство Романа Кармена. Что Аксенов с Майей, еще официальной женой Кармена, ждут только его смерти, чтоб получить немалые киношные деньги Кармена — и тогда сразу уехать в Америку.

И мы спорили, что это неправда.

10

— Вась, а ведь я тебе однажды письмо написал.

— Ну? Правда? И где же оно?

— Где надо, наверно.

— В ГБ, что ли?

— Я ведь тогда никаких ваших дел не знал. Ну, «МетрОполь», ну, слухи.

— Ты что, тоже в альманах хотел? Я о тебе тогда ничего не слышал.

— Потому и написал, что не слышал. Меня однажды совсем достало, что совсем никто не печатает. И я впервые в жизни написал письмо писателю. И два рассказа отправил. Не понравится — выбросите. Понравится — может, хоть доброе слово ответите. Аксенову Василию Павловичу. Кому же еще. Адрес взял в справочнике в Союзе писателей.

— Слушай, я не помню такого письма. Я не мог не ответить. Я бы точно тебе ответил.

— Я его не вовремя послал.

— В смысле?

— 1 июля 80-го года.

— Ну тогда понятно. Так точно помнишь?

— Я как раз на заработки улетал.

— А я как раз в Америку. Вроде того что насовсем.

— 22 июля. Я знаю.

— Ты выбрал время написать.

— Я, честно говоря, обиделся. Пока не узнал, что тебя как раз из Союза выдавливали.

— Видишь, как все в жизни в конце концов встает на свои места.

11

В 1988 году я заведовал в Таллине отделом русской литературы журнала «Радуга». И первым в Союзе напечатал запрещенного Аксенова. В Эстонии было уже можно.

«Остров Крым» в перестроечных мозгах резонировал взрывчато. Объем в нашу скромную тетрадку не влезал. Я нашел телефон Аксенова через гарвардского профессора-слависта Боба Клеменса, занесенного в Эстонию новыми ветрами.

Я позвонил из редакции вечером, когда в Вашингтоне было утро. Какой-то час — и телефонистка соединила. Из другого мира донесся голос. Не знаю, чего я ждал, но простота обращения по контрасту со звездной легендой несколько ошеломляла. Аксенов дал легкое добро на три отрывка в трех номерах — по усмотрению журнала. Чуть недоверчиво благодарил.