Друзья Карацупы

Как бы там ни было, Фадей и тут оказал услугу врагу. Молчат схваченные или отрицают свою вину, не это важно. Взрывчатка налицо, тут слов особенных не надо, хотя клубок следует раскручивать до конца. И гестапо старалось распутать клубок, хваталось за нити — иногда правильные, иногда совсем не те.

В те дни сразу после того, как семеро были отправлены в застенки, у Ашпина хоть и ушла душонка в пятки, но ушки были на макушке. Подойдет к рабочим, прислушается, выдавит соболезнующий вздох — ах, ах, да как же это случилось, сразу семерых, а?

Он чувствовал: рабочие косятся на него. Кто-то, оказывается, видел, как он входил в гестапо.

С работы Фадей возвращался поздно вечером. Сворачивая в переулок к дому, где жил, заметил, как справа, из-за плетня, метнулась тень. Он выхватил пистолет, выстрелил и тут же потерял сознание: сзади его ударили по голове чем-то тяжелым.

На выстрел примчался патруль, обнаружил распластанного на дороге человека в замасленной спецодежде и черной затасканной шапке. Рядом валялся немецкий пистолет «Вальтер». Фадея увезли в комендатуру города.

И на этот раз гад ускользнул от смерти. Полмесяца он провалялся в больнице, а потом снова за работу. Теперь уже не в депо. Там делать было нечего.

Фадея направили в батальон «Нахтигаль» («Соловей») дивизии «Бранденбург». Дивизию называли войском адмирала Канариса — руководителя армейской разведки (абвера). История не припомнит, чтобы в какой-либо стране когда-либо существовало подобное соединение. Оно родилось в фашистской Германии — точнее, там был создан костяк его. Батальоны дивизии — это диверсионные отряды, разбойничавшие во время войны по всей Европе. Во Франции, в Чехословакии, в Югославии, в Польше — везде можно было встретить лейб-гвардию главаря фашистской разведки.

За пять дней до вероломного нападения на Советский Союз батальон в спешном порядке погрузился в вагоны и помчался на восток. Он был выгружен в тридцати километрах от города Разымно — неподалеку от советской границы. В ночь на 23 июня 1941 года «соловьи-головорезы» начали свои зловещие трели.

Тридцатого июня батальон вступил во Львов. На другой день на балконе оперного театра были повешены двенадцать человек.

Теодор Оберлендер мог быть доволен. Занимая в абвере пост референта по украинскому вопросу и осуществляя политическое командование батальоном, он докладывал Канарису, что «соловьи» оправдали доверие, несмотря на то, что среди них были русские, вернее, оголтелые белоэмигранты и другое отребье, набранное еще в Бранденбурге.

Ученые с мировыми именами, тридцать четыре европейских светила были расстреляны «соловьями» во Львове. Среди них профессор политехнического института, бывший премьер-министр Польши Казимир Бартель, профессора Ломницкий, Вайгаль Гильярович, ректор Львовского университета профессор медицины Сарадский… И это, конечно, не все. Три тысячи ни в чем не повинных людей уничтожили «соловьи» в первые же дни разбоя.

Вот в эту семейку и попал Фадей. Распознали птицу по полету и приняли. Батальон действовал, впрочем, уже не во Львове. Его кровавые следы вели в Витебск, в Смоленск, в другие города и села Белоруссии, вернее, в те места, что остались от них.

Угрызений совести Ашпин не знал. Не знал по той причине, что у него ее никогда не было. Раз и навсегда он сказал себе: воюю за свое, батей нажитое, и баста! Ради этого готов на все. Среди карателей Ашпин чувствовал себя, как рыба в воде. И вешал, и убивал, и насиловал. И выдавал себя за партизана, и в леса ходил, обросший и худой.

Под Винницей, перебегая во время боя к немцам, предатель получил партизанскую пулю в спину. Однако дополз-таки до своих хозяев.

На этот раз он провалялся в госпитале более трех месяцев. Батальон «Нахтигаль» куда-то исчез. То ли был переброшен в другую страну, то ли разгромлен. Этого Фадей тогда не узнал. Его залатали и послали в батальон «Бергман» («Горец»). Он тоже входил в дивизию «Бранденбург». Канарис создал его для карательных акций на Кавказе. И молодчики из «Бергмана» ликвидировали в Пятигорске госпиталь, расстреляв более двухсот раненых бойцов и командиров, уничтожили сотни невинных людей в Нальчике, свирепствовали в кабардинских и балкарских аулах.

Командование батальоном осуществлял все тот же Оберлендер. Должность референта показалась ему скучной. Хотелось убивать и вешать своими руками. И он часто наезжал к своим любимцам и вместе с ними убивал, вешал, взрывал школы, больницы, жилые дома с детьми, больными стариками.

Когда Фадей попал в батальон «Горец», тот разбойничал уже в Крыму. Предатель оказался в знакомой стихии. «Горец» расстреливал военнопленных, истязал мирное население. Тысячи советских людей уничтожили абверовские бандиты в Крыму. Не щадили ни старого, ни малого.

Но ни пули, ни петли не страшили народ. Для него честь и свобода были превыше всего. Шла Великая Отечественная война. Она громила врага в открытом бою, набрасывалась из-за угла, рвалась подложенной миной в офицерском казино, словом, подстерегала на каждом шагу.