Друзья Высоцкого: проверка на преданность

Отвечая на вопрос, почему его называют польским братом Высоцкого, Ольбрыхский пожимал плечами: «Не знаю. Каждый раз, когда бываю в Москве, иду на Ваганьковское кладбище. На могиле Володи обычно бывает множество людей. И когда я подхожу, обязательно слышу: «О, приехал польский брат Высоцкого!». Может быть, люди знают о нашей дружбе, может, считают, что мы в чем-то похожи».

Даниэль был уверен: «Владимир Высоцкий, пожалуй, был самой яркой личностью, которую мне довелось повстречать. Однажды Володя прислал мне записку, которую я берегу до сих пор:

«Дорогой Даниэль! Как хорошо, что я имею тебя как друга в Варшаве, Париже, Москве. Как жаль, что ты не живешь в России, оставаясь поляком или русским — не важно. Я тебя люблю и ценю».

Станислав Говорухин. Ворошиловский стрелок

— Славочка, я тебя очень прошу, отпусти Володю! — взмолилась Марина Влади и буквально рухнула перед Говорухиным на колени. — Сними, пожалуйста, кого-нибудь другого…

— Пойми, мне так мало осталось, — стоявший рядом Высоцкий тронул друга за плечо. — Я не могу тратить целый год жизни на эту роль. Мы еще собираемся посмотреть мир…

Станислав Сергеевич, человек, всегда умевший держать удар, на сей раз, услышав подобное, едва не покачнулся:

— Да вы что, оба с ума сошли?!. Марина, поднимись немедленно! Володя, ты-то чем думаешь? Во-первых, мы уже запустились, во-вторых, если ты уйдешь, картину мигом закроют, меня выгонят из кино, а тебе никогда и нигде не разрешат больше сниматься… Ты этого хочешь?!. Не волнуйся, ты все успеешь, везде побываешь, много песен напишешь!..

Все, разговора не было.

* * *

10 мая 1978 года. Одесса, цветущий Шевченковский парк, большой павильон, декорированный под бильярдную. Первый съемочный день телесериала «Место встречи изменить нельзя». Сцена принципиального поединка капитана Жеглова и бандита Копченого. Актеры — Высоцкий и Куравлев — играют безукоризненно, точно попадая в свои образы. Эх, если бы они так же и в «американку» резались, вздохнул режиссер. Не пришлось бы тогда зазывать на съемки профессиональных «катал», под особым ракурсом снимать их руки и фантастические удары. Ничего, монтаж потом поможет подарить красивый шар Жеглову.

Едва заметив подкатившую к площадке студийную «Волгу», которая должна была привезти из аэропорта Марину, Говорухин тут же скомандовал: «Стоп! Все. На сегодня работа окончена. Всем спасибо». Первый съемочный день, конечно, день знаковый, почин, так сказать, но к другу приехала жена, у которой к тому же сегодня день рождения — 40 лет! Хотя для женщины это, конечно, цифра роковая…

Юбилей Влади праздновали на даче говорухинских приятелей. После первых тостов, цветов и подарков, когда за грандиозным столом естественным образом стали образовываться группки «по интересам», Марине удалось умыкнуть Станислава в дом для серьезного разговора, в результате которого легендарный капитан Жеглов мог бы вовсе не состояться.

Много позже, отвечая самому себе на вопрос, действительно стоил ли год жизни Высоцкого этой роли, Говорухин говорил: «Не стоил, если бы он все это время потратил на сочинение стихов. Потому что поэзия — главное предназначение Высоцкого в этой жизни!

Но тогда у Володи были другие планы, я знал о них, и у нас был щадящий режим съемок. Высоцкий осуществил все задуманное: побывал на Таити (Влади очень хотела, чтобы он поехал на свадьбу ее бывшего мужа-летчика), отправился в тур по городам Америки…»

Предощущение скорой смерти, близкого конца никогда Володю не покидало — это легко можно проследить по строчкам его стихов последних лет.

… Назавтра уже в студийном павильоне Одесской киностудии Высоцкий и Лариса Удовиченко репетировали нежный допрос в МУРе Маньки Облигации Жегловым. А потом последовала команда:.

— Мотор!

* * *

«Город Березники — столица химиков. Родина отечественной соды, аммиака. Центр калийной промышленности, — с показной гордостью говорил Станислав Сергеевич. И тут же опускал всех на грешную землю. — Производства-душегубки. От химических отравлений страдают не только рабочие, но и все население. Особенно дети. Вообще-то в этом городе жить нельзя.

Но люди живут.

Жил и я когда-то. Родился здесь, пошел в школу, вступил в пионеры. И был счастлив. Нет-нет, да ловил себя на мысли: как хорошо, что родился я в Советской стране, а не где-нибудь в Америке.

Жили мы в двухэтажном деревянном бараке…»

Барачному житью-бытью Слава был благодарен за то, что там научили его драться. И один на один, и одному против двоих-троих. Но о той поре остались и воздушно-романтические воспоминания.