Дуэль и смерть Пушкина

Утешься, друг, она дитя;Твое унынье безрассудно:Ты любишь горестно и трудно,— А сердце женское — шутя,Взгляни: под отдаленным сводом

Гуляет вольная луна:На всю природу мимоходомРазно сиянье льет она;Заглянет в облако любое,Его так пышно озарит,И вот, уж перешла в другое,

И то недолго посетит.Кто место в небе ей укажет,Примолвя: там остановись!Кто сердцу юной девы скажет:Люби одно, не изменись?

Утешься…

5

Дантес прибыл в Петербург в октябре 1833 года, в гвардию был принят в феврале 1834 года. По всей вероятности, тотчас же по приезде (а, может быть, только по зачислении в гвардию), при содействии баррона Геккерена, Дантес завязал светские знакомства и появился в высшем свете.

Если Дантес не успел познакомиться с H. Н. Пушкиной зимой 1834 года до наступления великого поста, то в таком случае первая встреча их приходится на, осень этого года, когда Наталья Николаевна блистала своей красотой в окружении старших сестер^{16}. Почти с этого же времени надо вести историю его увлечения^{17}.

Ухаживания Дантеса были продолжительны и настойчивы. Впоследствии барон Геккерен в письме к своему министру иностранных дел от 30 января 1837 года сообщал: «Уже год, как мой сын отличает в свете одну молодую и красивую женщину, г-жу Пушкину». Сам Пушкин упоминает о двухлетнем постоянстве, с которым Дантес ухаживал за его женой.

Встретили ли его ухаживания какой-либо отклик, или остались безответными? Решения этого вопроса станем искать не у врагов Пушкина, а у него самого, у его друзей, наконец, в самых событиях.

В письме к барону Геккерену Пушкин пишет: «Я заставил вашего сына играть столь плачевную роль, что моя жена, пораженная такой плоскостью, не была в состоянии удержаться от смеха, и чувство, которое она, может быть, испытывала к этой возвышенной страсти, угасло в презрении». Уже намек, содержащийся в подчеркнутых строках, приводит к заключению, что H. Н. Пушкина не осталась глуха и безответна к чувству Дантеса, которое представлялось ей возвышенной страстью.

В черновике письма к Геккерену Пушкин высказывается еще решительнее и определеннее: «Поведение вашего сына было мне хорошо известно… но я довольствовался ролью наблюдателя с тем, чтобы вмешаться, когда сочту это удобным. Я знал, что хорошая фигура, несчастная страсть, двухлетнее постоянство, всегда произведут в конце концов впечатление на молодую женщину, и тогда муж, если он не дурак, станет вполне естественно доверенным своей жены и хозяином ее поведения. Я признаюсь вам, что несколько беспокоился».

Князь Вяземский, упоминая в письме к великому князю Михаилу Павловичу об об’яснениях, которые были у Пушкина с женой после получения анонимных писем, говорит, что «невинная в сущности жена призналась в легкомыслии и ветрености, которые побуждали ее относиться снисходительно к навязчивым ухаживаниям молодого Геккерена».

Можно из этих слов заключить, что Наталья Николаевна «увлеклась» красивым и модным кавалергардом, — но как сильно было ее увлечение, до каких степеней страсти оно поднялось? Что оно не было только данью легкомыслия и ветрености, можно судить по ее отношению к Дантесу после тяжелого инцидента с дуэлью в ноябре месяце, после сватовства и женитьбы Дантеса на сестре Натальи Николаевны. Наталья Николаевна знала гневный и страстный характер своего мужа, видела — его страдания и его бешенство в ноябре месяце 1836 года; казалось бы, всякое легкомыслие и всякая ветреность при таких обстоятельствах должны были исчезнуть навсегда. И что же? Вяземский, озабоченный охранением репутации Натальи Николаевны, все-таки не нашел в себе силы обойти молчанием се поведение после свадьбы Дантеса: «Она должна бы удалиться от света и потребовать того же от мужа. У нее нехватило характера, — и вот она опять очутилась почти в таких же отношениях с молодым Геккереном, как и до его свадьбы; тут не было ничего преступного, но было много непоследовательности и беспечности.