– Извините, надеюсь, она вам не мешала, – сказала она, подхватывая девочку на руки.
– Нет, что вы, все хорошо, – явно смущаясь, ответил Артур, но рад при этом был быстрее уйди подальше в сквер.
– А я видела, как в цепи солидарности мамы приводили детей, только чтобы заснять, как те раздают конфеты, – призналась Маша как-то виновато.
– У медали всегда две стороны, – спокойно пожал плечами Артур.
– И не поспоришь, – согласился Кирилл и осторожно придержал Артура за локоть, кивая в сторону одной из компаний.
Там внезапно появился тот самый Дима, сказавший, что стычки с ОМОНом – это весело. Теперь он эмоционально рассказывал собравшимся вокруг о своих приключениях.
– И мы, – почти кричал он, – ходили с омоновцами стенка на стенку! А баррикада? Да мы ее трижды строили, а они ее сносили! Вот так, сцепившись, шли прямо на щиты и пели!
Он хватал какого-то парня под локоть и давай нескладно, неумело петь:
– Перемен! Требуют наши сердца[74]
…– Идем, – попросил Артур, отмахнувшись, прошел немного и сказал: – На самом деле из сцепки просто сложнее кого-то задержать, а с песней не так страшно стоять против вооруженных людей, но самое главное не в этом, а в том, что они со своими автоматами и дубинками боялись нас, настолько боялись, что избивали, видимо, чтобы решетку все вместе не вынесли. На Окрестина же задержанных явно больше, чем работников было, намного больше…
Он сам умолк и отмахнулся от этого разговора, а потом, пройдя мимо ребят под деревом, пошел к реке, на солнце, чтобы постоять и посмотреть на людей и их флаги, потому что есть тут позеры, есть фанатики, но в большинстве своем здесь вокруг белорусы, которые хотели перемен, белорусы, у которых украли выбор.
– Все хорошо? – спросила у него Маша.
– Да, все хорошо…
– У меня такое чувство, что мы… ну что мы уже победили, – призналась она.
Переубеждать ее Артур не стал, только едва заметно покачал головой и приобнял, видя, как толпа у стелы снова взревела.
– А куда делся Сергей и девчонки? – спросил при этом Кирилл, подойдя к ребятам, желая оставить Артура и Машу наедине, хоть и в толпе, главное, что они в зоне видимости и точно не потеряются.
– Встретил знакомых и пошел перекурить, ну и заодно в гостиницу заглянуть по делам, – пожал плечами Руслан. – Валя с Инной пошли с ним.
– И как ты Инну отпустил? – удивленно спросил Кирилл у Ивана, что все так же лежал, жуя травинку.
– Очень просто, – ответил он. – Она не одна и среди своих.
– Ну да, – согласился Кирилл и снова осмотрелся, действительно удивляясь, что все эти люди вышли сами, а самое главное почему-то казались родными, своими, такими же как он настоящими белорусами, желающими просто свободы для себя и своей страны. – Таким патриотом, как сейчас, я не был еще никогда, – признался он.
– Не ты один, – сказал Иван, сев. – Я-то всегда таким был, но девятого я бы не поверил, что вся Беларусь действительно выйдет бороться с обманом.
– Но вышла.
– Осталось вывести на улицу диванные войска медленного реагирования! – сказал Сергей, внезапно прибежав обратно с флагом и рухнув на колени в траву. – А то, что они сидят и по клавиатуре долбят, когда вот он бой?
– Ты куда девчонок дел? – строго спросил Иван.
– Каких девчонок? – хотел пошутить Сергей, но по взгляду понял, что огребет быстрее, чем наиграется, да и сама шутка в сути своей совсем не смешная, в такое-то время, потому показал на девушек, которые шли со стороны гостиницы, буквально в нескольких метрах. – Вон они, идут!
Валя с Инной беседовала, словно они были знакомы очень давно.
– Ты мне скажи, – спросила Валя, – Караник[75]
после всего, что он сказал, вообще может, по-твоему, называться врачом?– Нет, – коротко ответила Инна, не желая это даже обсуждать. Ей вообще было не ясно, кем надо быть, чтобы принципы гуманности оказывались не очевидны и не первичны, особенно, когда ты врач. – Но не будем о нем, – попросила она. – Вообще не будем обо всех, кто не может поехать и посмотреть на людей в лагере перед Окрестина[76]
, а прикрываются какими-то бумажками. Я не хочу даже думать, что живу в стране, где бумажка важнее человеческой жизни. Жизнь бесценна. Это неоспоримо. Точка!Валя с ней спорить не хотела, только кивала, соглашаясь.
– Ну и чего ты завелась? – спросил у Инны Иван.
– Ничего, просто пить хочу, – с улыбкой ответила Инна и, захватив его рюкзак, достала новую бутыль воды, вскрыла, сделала пару глотков и передала Вале, отправляя очередную бутылку по рукам, а сама устроилась на траве, с удовольствием наблюдая, как толпа у стелы явно движется, заполняя проспект Победителей. – А все же шикарный маршрут для марша, – сказала она с улыбкой. – От стелы город-герой до Победителей, через Свободу к Независимости – красиво.
– Ну не знаю, мне нравилось, когда проспект назывался в честь Франциска Скорины[77]
, это было по-белорусски, – пожал плечами Иван, – но да, ты права: герои идут через свободу к независимости.