Дух воина

Женька зажмурилась, прикусила губу. Было немного страшно, но теперь она точно знала – силой не возьмет. Не обидит. Хотел бы – уже давно бы взял. Интересно, а он сам раздеваться собирается? Ей еще с реки нравилось поджарое тело степняка. С каким удовольствием она бы потрогала его… Сегодня, наверное, не рискнет, слишком уж цепенеет от его прикосновений, слишком трясется в предчувствии неизбежного, но завтра… Или, может, позже… Но смотреть ей никто не запретит! Как же хорошо, что они не в шатре, а под ясным небом!

Он осторожно потянул вверх ее рубашку, стягивая через голову, замер, любуясь.

– Очень красивая. И вся моя.

Ей оставалось только опустить ресницы, соглашаясь. Твоя, конечно, а как иначе?

Горячее дыхание на ее груди, влажное движение языка, пальцы, рисующие таинственные узоры на животе. Трепетные поцелуи — на плечах, на груди, на боках. Никогда, ни разу Женьку так не любили – иначе она описать этот процесс просто не могла. Все, что было раньше – можно назвать лишь совокуплением, быстрым, грязным и почти всегда болезненным. А сейчас – с ней занимались любовью. И от осознания этого, от нежных, таких ласковых прикосновений она замирала, вздыхала и вся выгибалась.

Острые зубы прикусили нежную кожу, и Женька не выдержала, всхлипнула, потянула его на себя, обхватила двумя ладонями лицо и поцеловала – сама. Скользнула языком в теплую влажность рта, увлекая его в эту сладкую игру. Баяр зарычал ей в губы, словно весь завибрировал. Отпрянул на мгновение, быстро стягивая с нее, а потом и с себя остатки одежды, снова упал рядом и уже сам потянулся к ее рту. Он совершенно не умел целоваться, у кохтэ это не очень принято, но сейчас и здесь готов был вечно пить ее дыхание. Тем более, что Дженне явно нравились поцелуи. Ее руки скользнули на спину, пальцы впились в кожу, притягивая все ближе. Девушка сама раздвигала уже колени, прижимаясь своим огнем к его нетерпению, мурлыкала под его ласками, вся изгибалась.

Больше терпеть он не мог. Опустился на неё, сделал плавное длинное движение бёдрами... и Женька широко распахнула глаза и заерзала, пытаясь ускользнуть от слишком странных, слишком приятных ощущений. Все было не так, как она помнила. Откуда этот жар, это томление, эти волны, поднявшиеся в ней? Он же вдруг сдавленно застонал, упал на неё всей тяжестью, подхватил под ягодицы и задвигался быстро и резко.

– Баяр... – растерянно выдохнула Женька, цепляясь за его плечи.

– Что, сайхан?

– А-а-х!

Он фыркнул довольно и снова прильнул к её губам, ловя ртом жалобный всхлип. Женька мотала головой, вытягивалась в струну, кусала его за плечи, заглушая стоны. Её всю выгибало от горячих губ, от острых зубов, от ритмичных толчков его бёдер, от дерзких пальцев, проникающих в самые укромные уголки её тела.

Он ещё пытался быть осторожным, нежным, но ее жалобные стоны, ногти, царапавшие спину, колени, стиснувшие бока так крепко, словно она никогда больше его не отпустит, просто сводили с ума. Он сорвался. Врывался в податливое женское тело, двигался быстро и торопливо, словно боялся не успеть куда-то. И словно удар молнии — ее протяжный крик, запрокинутая голова и пульсация, увлекающая его в самую тьму наслаждения. Его награда, его победа.

Нет. Он ещё не насытился своим триумфом. Перевернул Дженну на живот, приподнял её бедра и снова наполнил её. Ему хотелось больше и больше, ему было мало. Баяр словно наверстывал те бессонные ночи, когда лежал на одном одеяле с ней и сдерживал свои порывы. Он никогда не знал подобного дикого желания, потребности брать, но брать не ломая, а заставляя стонать, срывая голос.

Потом она спала в его руках, на его груди, а он рассматривал слипшиеся от слез ресницы, опухшие губы, мягкие светлые волосы. Дженна вздохнула, даже во сне ища его, привычно уже утыкаясь носом всего грудь, и Баяр вновь ощутил, как в нем вспыхивает огонь желания. Обычно в таких случаях он с женщинами не церемонился: разворачивал спиной к себе и брал. Ни одна не возражала. Но Дженну будить пожалел. И так её измучил своей ненасытностью.

24. Планы меняются

Никогда еще Женька не ощущала себя такой счастливой. Ей хотелось петь, танцевать, бегать по траве, словно барашек, и смеяться. Хотелось ластиться к Баяру, как кошка, подставлять голову под его ладонь и мурлыкать. Удивительно! Скажи ей кто-то в прошлой жизни, что близость с мужчиной так странно на нее подействует, она, не раздумывая, дала бы этому убогому глупцу в морду. Теперь же девушка косилась на степняка, с удовольствием и смущением замечая его исцарапанную спину, следы от зубов на плечах и шальную улыбку. Он просто сиял весь. Вся привычная азиатская невозмутимость, эта его каменная непоколебимость стекла с лица, словно вода.

Маски были сброшены, он то и дело бросал на нее веселые взгляды, сверкал зубами и жмурился довольно, как сытый кот.