Дух Времени

– Да, представьте! Публика была настолько… «сознательна», что вступила с профессором в пререкания. Помню, один возражал ему, что рост количества мелких собственников и частных предпринимателей, так называемых по-русски «кустарей», всегда будет идеалом рабочего и что партия, враждебная этим идеалам, никогда не поведет за собой большинства. Надо было видеть страстность, с какой этот седой человек накинулся на оппонента!.. Он кричал: «Вот это ваше низменное тяготение к частной собственности, это стремление обособиться, вести свое мелкое хозяйство, вот что губит вас и делает рабами капитала! Можете ли вы конкурировать с капиталом, с трестом, с синдикатом промышленников?! Ведь это акула, которая беспощадно глотает вас, мелкую рыбку… Солидарность, ассоциация – вот ваше единственное спасение!.. Забудьте патриархальные традиции доброго старого времени… Не стыдитесь стать пролетарием, потому что он не одинок! Ваше богатство не в клочке земли, не в жалком ремесле, а только в ассоциации. И не забывайте, что, поддерживая старые устои, вы тормозите прогресс!..» Когда лекция кончилась, я подошел пожать руку профессора. Он мне сказал: «Вы ошибаетесь, я рабочий, как все они!» И он жестом показал на аудиторию. «Каждый из нас может быть профессором, если ему есть что сказать!..» Я вышел, как во сне, из этой комнаты с низким потолком и скудным освещёнием. В дверях я спросил, указывая на «инспектора»: «Скажите, пожалуйста, это тоже рабочий?» На меня удивленно взглянули: «Ну конечно…»

– Да ты нам сказ-зки рассказ-зываешь! – крикнул Чернов.

– Не скажите!.. – вмешался Невзоров. – Уверяю вас, что для многих из нас все, что говорилось там, не более, как азбука… Кто ознакомился с Марксом или Каутским[145], тому эти рассуждения кажутся наивными…

Студент не выдержал:

– Павел Дмитрич, вы хотите сказать, что вы читали Каутского?

– Читал, но не похвалюсь начитанностью вообще… У меня, к несчастию, досуга мало. А есть между нами такие, что «Капитал» цитируют наизусть… и беллетристикой пренебрегают… А я, грешный человек, люблю в свободную минуту журнал почитать… И «Баскервильскую собаку» проглотил в одну ночь…

Было уже десять часов, когда гость поднялся.

– У вас я видел интересную книжечку Олара[146]. Много слышал о ней…

– Хотите прочесть?.. Пожалуйста!

Тобольцев стремительно кинулся в кабинет.

– А вы торопить не будете? – в передней спрашивал Невзоров, надевая пальто с барашковым воротником.

– Ах, сколько хотите!.. Надеюсь, вы будете заходить ко мне?.

– С удовольствием, – искренно сорвалось у Невзорова.

Они обменялись крепким рукопожатием.

Все столпились в дверях столовой. Невзоров чувствовал, что эти люди следят за каждым его жестом, оглядывают каждую мелочь его костюма. «Я для вас невиданный зверь», – говорила его тонкая улыбка, когда, держа в одной руке барашковую шляпу, он другой пожимал протянутые ему руки.

Когда дверь затворилась, все секунду большими глазами глядели друг на друга. Тобольцев ударил Чернова по плечу.

– Да, брат… Вот тебе и рабочий!.. Поговори-ка с ним о политической экономии… он тебя узлом завяжет да в карман спрячет… Ты небось и не слыхал, что есть такая наука?

Чернов был глух к этой иронии. Его мозг был полон собственными непереваримыми мыслями, словно ему в голову наложили булыжников.

– Удд-и-вви-тель-но!!! – бормотал он, выкатив остановившиеся глаза.

– Это его визитная карточка? – крикнул студент.

– А как изящен! Вы обратили внимание? Нет, это его мельком брошенное замечание о Каутском… Чувствуется, что он его не по имени только знает. И при этом какая сдержанность!

– Шля-п-п-а… – вдруг громко и раздельно сказал Чернов, точно учился читать. Сказал и смолк, вытаращив на Тобольцева глаза. Все с ожиданием глядели на него. Но он загадочно молчал.

– Какая шляпа? Чья шляпа? – с юмором спросил Тобольцев. – Чисто пифия на треножнике[147]! Возьмет да и выпалит…

– Ничего не пиф-фия… А у него шляп-па… последнего фасона!

– Ха!.. Ха!.. Кому что… Кто о Каутском, кто о шляпе… Да что, брат! Плохи наши с тобой дела… Им не только шляпы, им и книги в руки… Вот постой, они свергнут буржуазный строй, будешь ты этому самому Невзорову сапоги чистить. Потом что, куда ж ты годен будешь в новом-то строе?

– Как это глуп-по! – изрек задумчиво Чернов.

Все уже разошлись, а Чернов, лежа на тахте с папиросой и устремив в пространство выпуклые глаза, твердил:

– Шляп-па… Гм… Ка-ков?.. Шляп-па… – Он был уязвлен в самое сердце. О такой шляпе он мечтал целую зиму. Но она стоила пятнадцать рублей, которых у него не было.

IV

Тобольцев сидел с своей невестой у камина, в кабинете.

– Катя, прости меня, ради Бога! Но, видишь ли? Я нынче занят… Я сам заеду к тебе, когда буду свободен… Только не сердись! всё это вышло так неожиданно…

Она глядела на него, широко открыв потемневшие глаза.

– Нет, я не сержусь!.. Как можешь ты это думать? Я только ничего не понимаю…