Николай опять сел за порог и заправил салфетку за галстук.
— Вот это здорово!.. Это я понимаю! Так их и надо, прохвостов!.. Я бы их в порошок стер, подлецов!..
— Ступай-ка! Запри ворота! — сказал Капитон Ермолаю. — Да накажи Архипу, чтоб никого не пускать!
После обеда он сказал жене: «Проеду-ка
— Гос-споди! В такие дни и то без «сестрицы» не обойдется!.. Под пули угодить хочешь?
— Ты-то сама не угоди! Бегаешь по городу, как кошка шалая, задеря хвост… Дома сиди! Слышишь? — И он свирепо округлил глаза. Фимочка расхохоталась.
Выстрелы гремели все чаще. Капитон уехал, а через полчаса позвонил Тобольцев. Мать кинулась к нему на шею. Она так редко видела его теперь!.. Дни ее были полны тревогой, ночи — кошмарами. С грустью глядел на нее Тобольцев… Его сердце падало, когда он подходил к дому… Надо было перейти последнюю грань… порвать последние узы… Она задрожала опять, разглядев его лицо: «Ты болен, что ли?..»
Когда же он сказал ей, что порвал с женою и ушел… «Куда?» — крикнула она. И ужас расширил ее глаза.
— Маменька, не все ли равно? Важно то, что я не мог остаться. Мы так бесконечно далеки друг от друга!..
— Вы поссорились?
— Нет… Но вот уже три дня, как я умер для нее. Разрыв был только вопросом времени…
— Андрюша… Постой!.. Ничего не понимаю… За что ж это ты… так ее обидел?
— Ах!.. Не расспрашивайте меня ни о чем! И не осуждайте!.. Это — выше меня… Маменька! (Он сел подле и взял ее холодные руки.) Я шел к вам, как к лучшему другу своему… как к смелому и чуткому товарищу… Помогите мне! Мне будет легче жить с сознанием, что Катя не
Он поцеловал ее руки и хотел встать. Она уцепилась за него…
— Не уходи!.. Не уходи… Поняла, куда идешь… Не пущу тебя… Не пущу!
Боль исказила его черты.
— Андрюша!.. Дай мне умереть спокойно!.. Мне уже недолго жить! — Силы вдруг покинули ее. Закрыв лицо, она села в кресло. Он упал перед ней на колени.
— Маменька! Неужели вы думаете, что жизнь повторяется!? Вот эта минута… Она уйдет ведь… Она канет… А я ее ждал все годы, ждал подростком еще… мечтал о ней, как о несбыточной красоте, как о звезде далекой… Но если я пропущу этот миг, что в дальнейшей жизни вознаградит меня?.. Не держите меня, маменька! Постарайтесь понять меня… И простите мне ваши страдания!
— Ты не вернешься, Андрюша, тебя убьют!..
— Не знаю! Не знаю! — с страстной силой сорвалось у него. — Я не вижу
Он поднялся. «Ну, ступай… — вдруг сказала она беззвучным голосом. — Бог с тобой, Андрюша!.. Видно, и мне помирать пора… А слов у меня больше нет… Ступай!..»
Они обнялись. Он схватил в обе руки ее голову и целовал бессчетно ее лоб, глаза, руки, колени, платье…
Он не помнил, как выбежал из комнаты, как дверь старого дома закрылась за ним…
Через час Анна Порфирьевна, повязанная шелковым платочком, в черно-бурой ротонде, медленно спускалась по лестнице. Нянюшка несла за нею муфту.
— Куда вы, маменька? — крикнула Фимочка, пораженная лицом свекрови. — В городе бой… Ермолай видел, как провезли в больницу целые дровни с убитыми…
— А ворота почему открыты? — спросила «сама», глянув в окно.
— Пробежали какие-то… Кто их знает… В лохматых шапках, — доложила нянюшка, обувая хозяйку. — Загремели: «Ворота настежь!..» У Архипа аж ноги отнялись от страха…
— Та-ак… — Анна Порфирьевна задумчиво поглядела на улицу. — Я к Катеньке еду, Серафима… Так надо… Коли задержусь, не бойтесь… Там Капитон… А ты, Анфиса, за сиротами догляди… На улицу не выпускай! Пусть на дворе гуляют… Привела, Стеша, извозчика?.. А ворота не запирать! Поняли?
— Ну, и я с вами! Не пущу я вас одну!
Николай выскочил в переднюю.
— Аль вы ошалели обе?.. То бишь… Простите, маменька… сорвалось…
— Заговаривается со страху! — не утерпела Фимочка, перед зеркалом прикалывая шляпу.
— Куда вы? Аль жизни вам не жалко? Ведь пули летают…
— А ты в погреб спустись… Там безопасно… Эх, ты!.. Муж-чи-на!.. — И Фимочка с хохотом уселась в сани.