— Нет, ты вообрази только, какая это будет дружба между нами тремя! Какую тонкую красоту внесет это в нашу жизнь!
— Не надо! — вдруг перебила она его. — Не надо дружбы!.. Ни твоей, ни ее… — В ее лице не было ни горечи, ни печали.
— Почему ты отказываешься, Лиза? Ты думаешь, что я нанес тебе обиду?.. А что, если я тебе скажу, что я люблю вас обеих? Что люблю вас одинаково сильно, но разной любовью? Что, если я тебе скажу, что для твоего счастия, Лиза, я готов пожертвовать даже собственной жизнью?.. Ты мне не веришь? Боже мой! Отчего ты не можешь заглянуть в мою душу?.. Слушай, Лиза! Я шатун по природе. Ни одна женщина не могла до сих пор удержать меня. Мое сердце похоже на дворец, большой и прекрасный. В этом дворце царит веселье, горят огни, звучат женские поцелуи… Но там есть комната, полная тайны и тишины… всегда запертая на ключ. Ключ от нее у тебя одной… Ты поняла меня? Я могу годами не заглядывать в эту комнату… Но я знаю, что ты ждешь меня там и что я вернусь к тебе рано или поздно…
Она подняла голову и выпрямилась в кресле. Он встал.
— Хочу быть первой, — как-то задумчиво и загадочно сказала она.
Он сел подле и взял ее руки. Звать ее на кушетку, чтоб сидеть рядом, он все-таки не решался. Новые чувства должны выливаться в новых формах.
— Хочу быть первой, — повторила она. — У тебя первая —
Тобольцев не спускал с нее пронизывающего взора… Что-то случилось… Кто-то стоял между ними… Кто-то отнял у него нераздельную прежде власть над этой сложной душой… Кто-то бросил в эту душу яркую мечту, перед которой жалкими лохмотьями нищего казался его «духовный союз трех»… Но кто же это, кто?? Его мысли мчались и горели. Вдруг, как ракета, взвилась догадка… «Степушка!!»
Он чуть не крикнул. Да! Да!.. Только его обаяние, его образ могли заглушить в душе Лизы эту роковую, как он думал, любовь к нему, Тобольцеву. И ко всякому другому, кроме Степушки, он почувствовал бы злую ревность… Но тут он пасовал невольно. Его фантазия мгновенно заиграла всеми переливами драгоценных камней… Степушка, с его пламенной натурой, целомудренный и стильный, как рыцарь Грааля…[159]
И эта дикая, экзотическая Лиза, похожая на Миньону Гете…[160] Какая чудная тема для драматурга! «Ах, красота какая — любовь двух таких натур!.. Вот кабы пьесу создать… Зачем, зачем у меня нет творческого таланта!..»Он вскочил и забегал по комнате с пылавшими глазами.
— Я понял, Лиза!.. Понял… Я все теперь знаю!
Она вздрогнула. Ей было больно и стыдно, что Тобольцев так легко читает в ее душе… что для него нет тайн.
— Лиза!.. Я даже не ревную тебя. Это так красиво! Я счастлив за вас обоих… Да, на такого человека можно во всем положиться. Это не то что я… «путаник»… Помнишь, как у Алексея Толстого сказано?.. «А беда тому, братцы, на свете жить, кому Бог дал очи зоркие, кому видеть дал во все стороны. И те очи у него разбегаются. И, кажись, хорошо, а лучше есть. А и худо, кажись, не без доброго»…[161]
Если такой человек, как Степушка, полюбит, то на всю жизнь… И, Боже мой, как я за него рад!.. Я всегда боялся, что он женится на какой-нибудь мещанке… Теперь он застрахован от пошлости! Да, Лиза… У него душа не многогранная, как у меня… И, полюбив одну, он пройдет мимо тысячи других, не оглядываясь… Он целен, как обелиск, мой ненаглядный Степушка!— Так ты хорошо знаешь его?.. Давно знаешь?
Тобольцев словно с облаков упал. Как часто говорил он ей об этом «Степушке»! Что из всего этого сохранила ее память? И теперь, встретив Степана под чужим именем («хоть зарежь, не вспомню какое!»), — сумела ли она разгадать его? Ему было досадно, что он проговорился…
Лиза задумчиво глядела на японскую шкатулку. Она, казалось, забыла о своем вопросе. Вдруг она вынула из шкатулки бумажку и протянула ее Тобольцеву. Там стояло знакомым ему почерком: «Девяносто три рубля получил Николай Степанов».
«Ух! Гора с плеч свалилась…»
— Ты его Степушкой зовешь?.. Как того? Помнишь?
Кусая губы, он глядел на бумажку.
— На что ты дала ему эти деньги, Лиза? Он говорил?
— Да… Он мне много рассказывал…
— Ага! — Он прошелся по комнате, ероша волосы… Потом остановился перед Лизой и пристально, с новым выражением, поглядел в ее лицо, словно видел его в первый раз. «Ну!.. Надо отдать ему справедливость! Ловкий же он ловец душ!..» Фантазия его опять было заискрилась всеми цветами радуги, но Стеша постучалась.
— Кушать пожалуйте! — крикнула она, не входя.
— Советую тебе сжечь эту бумажку, Лиза, серьезно сказал Тобольцев. — И быть… вообще… осторожной…
Она гордо качнула головой… И Тобольцеву стало как-то не по себе, когда он увидал, с какой печальной нежностью она поглядела на бумажку и заперла ее в шкатулку.