Духи Дамы в черном

Бриньоль сошел только в Ментоне. Он определенно хотел приехать туда не на парижском поезде и в такое время, когда было мало шансов встретить на вокзале кого-либо знакомого. Выйдя из вагона, он сразу же поднял воротник пальто и поглубже надвинул фетровую шляпу. Затем оглядел перрон, успокоился и поспешил к выходу. На улице Бриньоль бросился к старому и грязному дилижансу, стоявшему у тротуара. Я наблюдал за Бриньолем, укрывшись в углу зала ожидания. Что он здесь делает? И куда направляется эта пыльная дряхлая колымага? От служащего я узнал, что это дилижанс на Соспель.

Соспель – живописный городок, затерянный в предгорьях Альп; езды туда от Ментоны часа два с половиной. Железной дороги там нет. Этот укромный, мало известный во Франции уголок внушает страх таможенным чиновникам и даже альпийским стрелкам, стоящим там гарнизоном! Но дорога туда красивейшая: прежде чем откроется Соспель, путник должен обогнуть множество гор, проехать по краю нескольких пропастей и следовать вплоть до Кастийона узкой и глубокой долиной Кареи – то дикой и напоминающей древнюю Иудею, то зеленой, цветущей и плодородной, радующей глаз трепещущим серебром оливковых деревьев, которые словно спускаются с небес по гигантской лестнице к прозрачному потоку. Несколько лет назад я вместе с компанией английских туристов ехал в Соспель в огромной повозке, влекомой восьмеркой лошадей, и от этого путешествия у меня осталось ощущение головокружения, которое возвращается ко мне всякий раз, когда я слышу название этого городка. Но что собирается делать в Соспеле Бриньоль? Это следовало выяснить. Дилижанс, в котором свободных мест уже не было, тронулся в путь, лязгая железными частями и дребезжа стеклами. Я прыгнул в ближайший экипаж, и вскоре мы уже карабкались по склону долины Кареи. Ах, как я жалел, что не предупредил Рультабийля! Странное поведение Бриньоля натолкнуло бы его на мысли, мысли полезные и разумные, тогда как я, не обладая его способностью рассуждать, мог только идти по следу Бриньоля, словно пес за хозяином или полицейский за своей дичью. И если бы я еще хорошо держал этот след! Бриньоль ускользнул от меня, когда нельзя было его терять ни за что на свете, когда я сделал потрясающее открытие! Мне пришлось пропустить дилижанс немного вперед – предосторожность, на мой взгляд, необходимая, – и в Кастийон я приехал, должно быть, минут через десять после Бриньоля. Кастийон находится в верхней точке дороги между Ментоной и Соспелем. Кучер попросил у меня позволения немного подождать, пока лошадь передохнет и напьется. Я вылез из экипажа, и кого, по-вашему, увидел у въезда в туннель, который соединял оба склона горы? Бриньоля и Фредерика Ларсана!

Я так и остался стоять, словно врос в землю, – молча и неподвижно. Клянусь, я был поражен. Когда я собрался с мыслями, на меня нахлынули два чувства: ужас перед Бриньолем и гордость за себя. Все-таки я был прав! Один я догадался, что этот чертов Бриньоль представляет для Робера Дарзака страшную опасность. Если бы меня послушали, он давно уже не работал бы у профессора Сорбонны. Бриньоль – креатура Ларсана, сообщник Ларсана! Какое открытие! Я же говорил, что происшествия в лаборатории не случайны. Ну теперь-то мне поверят? Я же своими глазами видел, как Бриньоль и Ларсан обсуждают что-то у въезда в Кастийонский туннель. Видел… Но где же они? Куда-то скрылись. Очевидно, в туннель. Оставив кучера, я поспешил к туннелю, нащупывая в кармане револьвер. Можете себе представить мое состояние. Что скажет Рультабийль, когда я расскажу ему все это? Я, я выследил Бриньоля с Ларсаном.

Но где же они? Я вошел в черный туннель. Ни Ларсана, ни Бриньоля. Взглянул на дорогу, спускающуюся к Соспелю, – никого. Однако слева, в стороне старого Кастийона, я заметил две торопливо движущиеся тени. Они скрылись из виду, и я побежал. Добежав до развалин, я остановился. А вдруг эти тени подстерегают меня?

В старом Кастийоне больше не живут: он был разрушен до основания страшным землетрясением 1887 года. Теперь там осталось лишь несколько полуразрушенных стен, продолжающих потихоньку обваливаться, кое-где стоят почерневшие от пожара лачуги без крыш да уцелевшие столбы, которые постепенно склоняются к земле, словно горюя, что им нечего больше подпирать. Какая тишина! С необычайной осторожностью я шел по этим развалинам, со страхом всматриваясь в глубокие расселины, образовавшиеся в результате подземных толчков. Одна из них показалась мне просто бездонной, и в тот миг, когда я, придерживаясь за почерневший ствол оливы, заглянул в нее, какая-то птица вдруг вылетела оттуда, чуть не задев меня крылом. Я вскрикнул и попятился. Это был орел, который с быстротою молнии прянул из бездны. Он взмыл к солнцу, а потом, спустившись ниже, с грозным клекотом закружил надо мной, словно упрекая, зачем я потревожил его в царстве одиночества и смерти, подаренном ему огнем недр.