Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Маргинальная духовность. Маргинальность — это положение, отмеченное двойной принадлежностью. С одной стороны, маргиналы принадлежат определенной, имеющей влияние общественной группе: здесь они живут; здесь у них есть шансы на продвижение; здесь их система отсчета. С другой стороны, они связаны своим происхождением с группами, находящимися вне (или внизу) общества. Примеры: второе поколение иммигрантов, дети деклассированных элементов, переселенцы из деревни в город, эмансипированные женщины, художники с признанным статусом^[735]. При своей двойной принадлежности они могут предложить изнутри радикальную критику общественных структур. Их можно часто видеть среди писателей, художников и философов. Их положение способствует тому, что они сохраняют человеческую совесть неспокойной. В истории духовности мы наблюдаем эту маргиналь- ность в нищенствующих братьях, которые постепенно разбогатели: Франциск позаботится об их беспокойстве. Мы встречаем ее также в пророческих движениях, которые помнят лиминальное происхождение Израиля (в дикой пустыне). Христианская духовность несет с собой «опасную память» о кресте.

В этой главе мы попытаемся проявить сферу антиструктурной духовности. Это будет сделано с помощью примеров, как мы разъяснили во введении к части первой. На конкретных парадигмах мы покажем тот аспект духовности, который существенен для верного понимания этого феномена. Во-первых, мы исследуем инфериорные формы, которые яснее всего различимы в духовностях освобождения и в благочестии. Далее, мы исследуем маргинальные формы: контрголоса (Илия, например, и святые юродивые, а также и Исповедническая церковь в нацистской Германии) и бездомных людей (изгнанников, эремитов, изолированных от общества). Наконец, мы рассмотрим лиминальные формы в духовности мучеников и эсхатологических пророков.

3.1 Духовность освобождения

Древнейшая парадигма духовностей освобождения — это Исход. С 1500 года до н. э. и далее в богатую египетскую страну из пустыни проникают кочевники. Рамсес II хочет остановить эту все возрастающую инфильтрацию^[736]апиру («людей вне закона»)

^[737], как их называют, принудив их к тяжким работам (Исх 1:11; 5:4; 6:6) — к возведению городов Пифома и Раамсеса^[738]

. Угнетенные рабы, чье достоинство было попрано, стали сопротивляться. Когда Рамсес II умер (1234 год до н. э.) и в Египте были сильные притеснения (Исх 2:23), группа подневольных рабочих бежала из Египта под предводительством Моисея, которому было дано божественное обетование: «Я буду с тобою» (Исх 3:12). В своем бегстве в пустыню они пришли к Тростниковому морю, где египетские солдаты, преследовавшие их, грозили окружить их. Но сильный восточный ветер (Исх 14:23) обеспечил им место для перехода вброд. Рабы убежали, а преследователей, вероятно, застигнутых бурей, поглотило море на том же самом месте. В этом чудесном бегстве рабы увидели помощь Небес. Их представление о Боге фундаментально изменилось: Бог есть тот, кто вступается за угнетенных.

На пути через пустыню к ним присоединилось множество разных «пришельцев» (ср. Числ 11:4). Когда группа Моисея вошла в Ханаан, она объединилась с другими оппозиционными группировками. Через них Моисеева духовность распространилась среди крестьян и пастухов. «Спасшиеся из Египта» стали тем средоточием, вокруг которого объединялись племена^[739]. Племена ощущали себя инструментом в руках Сущего^[740]. С именем YHWH на устах они вступали в битву со своими притеснителями (Пс 43:6,9). Исход из Египта сделался архетипом разных форм духовности освобождения.

Латиноамериканская духовность освобождения с 60-х годов XX века распространяется в разных региональных вариантах по Африке и Азии. Духовности освобождения развиваются на пересечении двух данностей: опыта угнетенности и Бога, который являет Себя как тот, кто встает на сторону бедных. Оба измерения соотносятся друг с другом в контексте общины (базовые общины). Писание бросает свет на инфериорное положение крестьян и рабочих; оно — источник силы и стимул к освобождению. И наоборот, ситуация угнетения бросает решающий свет на Писание; Бог открывается как справедливый и освобождающий Бог, который противостоит притеснителям с их безбожным поведением. В точке пересечения между опытом угнетенности и чтением Писания возникает новое богослужение, которому внутренне присуща связь между практикой жизни и прославлением Божьего присутствия. Появляется новый тип благочестия: духовный праксис, по своему существу, определяется социальным праксисом. В рамках духовного / интеллектуального праксиса анализ социальных структур, выбор в пользу угнетаемых и личная вовлеченность в процессы изменения образуют постоянно возвращающуюся триаду.